— Так вот ты как в общежитие съехала?! — глаза ее сузились, голос окреп, она приподнялась на локте и, судя по всему, умирать раздумала.
Я укусила себя изнутри за щеку, чтобы не улыбнуться и виновато опустила голову.
— Вот так получилось, мам… Мы с Тони любим друг друга…
— С Тони? С Тони?! Да как ты… — отбросив одеяло, она села, я же бросила быстрый взгляд на дверь — что-то как слишком она перевозбудилась. — Ему сколько лет, твоему «Тони»?!
Ты даже представить себе не можешь, мам! — чуть было не ответила я. Вовремя опомнилась и вместо этого принялась убеждать ее в том, что у нас с Тони действительно любовь и, пока она будет жить с нами, у нее будет возможность в этом убедиться.
О да, я нарочно напомнила ей про будущее совместное житие — после случившегося одна мама оставаться явно не хотела, и это должно было хоть как-то сдержать поток ругательств и самых «распрекрасных» эпитетов, готовых обрушиться на мою несчастную голову.
Напоминание сработало лишь отчасти. Еще полчаса, пока Тони отсыпался в соседней комнате, мама шипела, металась и заламывала руки — выразительно, но тихо, чтоб не разбудить нашего с ней общего спасителя. Обвиняла меня в том, что я пошла по рукам, что я слишком молода, чтобы жить со взрослым мужчиной, а когда узнала, что этот мужчина — мой профессор, совсем расстроилась — упала на диван и закрыла лицо руками.
— Он хоть замуж-то тебя позвал? — глухо спросила через минуты две, пока я терпеливо сидела и ждала дальнейшей экзекуции.
Это было неожиданно. Я была уверена, что сейчас последует лекция на тему, насколько это неэтично для профессора встречаться со своей студенткой — что-нибудь в духе современного американского законодательства.
Но мама американкой не была, и, как оказалось, о законодательных аспектах нашей связи не думала вообще. Ее, как выяснилось, интересовали исключительные практические вопросы — в частности, возьмут ли ее кровиночку замуж или поматросят и бросят.
— Позвал, — ответила я, совершенно точно зная, что не вру. — Конечно, Тони предложил мне выйти за него замуж.
— И где же твое обручальное кольцо, доченька? — у мамы был устало-знающий вид, так и говорящий — уж я-то повидала на своем веку таких вот «предлагальщиков». — В этих краях без кольца ты не невеста. Забыла?
Я сникла. Тони ведь действительно не подарил мне никакого кольца, возможно просто забыв о том, что должен — на фоне того, что происходило, в последние пару дней о свадьбе как-то не думалось. Живыми бы остаться.
— Так что рано ты губу раскатала, — прокомментировала мама. И весь последующий день держалась подчеркнуто холодно — как со мной, так и с Тони, которого я уговорила пока не раскрывать ей тайну своей второй сущности.
Ну что ж, по крайней мере, хоть шлюхой больше меня не называла.
Позавтракали мы все вместе, в той же угрюмо-холодной обстановке. Мама снова ушла в себя, почти ничего не ела, и глаза ее были подозрительно на мокром месте.
Тони же держался очень тактично — не лез ни с утешениями, ни с разговорами, старательно, всем своим поведением показывая будущей теще, что настроен насчет меня весьма серьезно. Да и насчет нее тоже — прямо при нас вызвал людей, занимающихся профессиональной упаковкой и перевозкой вещей, и выслал их в мой бывший дом. Мама не протестовала, но и не благодарила — ей, похоже, в данный момент было все равно, где она будет жить. Сама ехать в то ужасное место желания она не высказала.
А уж после завтрака, когда надо было ехать в морг на опознание Грега, расклеилась окончательно.
— Ты, наверное, тоже думаешь, что я сумасшедшая, да? — спрашивала сквозь слезы, хватая меня за руки. — Тоже считаешь, что меня надо упечь в психушку?
Про психушку упомянули настоящие менты, приехавшие по вызову соседей и обнаружившие в доме труп мужчины, разорванного дикими зверями. Пару раз услышав это слово и сообразив, что ее вполне могут отправить на принудительное лечение, мама перестала рассказывать, как прямо на ее глазах, двое парней превратились в огромных черных волков и набросились на отчима.
Теперь официальная версия упростилась донельзя — неизвестные полиции фашисты натравили на черного парня свору собак. Разумеется, пресса вцепилась в эту новость, и после опознания у мамы совсем пропало желание выходить на улицу. Потому что караулили ее теперь на каждом шагу.
***
Весь этот и следующий день прошел в напряженном ожидании въезда в наши новые хоромы, где мы надеялись спрятаться ото всех — и от журналистов, и от тех, кто вознамерится мстить за Блэкстоуна, и от уж совсем непонятных сектантов, застреливших Жозефину.
Готово было абсолютно все — кроме электрического забора. И хоть установщики работали наперегонки с самим временем, было понятно, что до завтра они не управятся.
А вечером второго дня, мой взгляд наконец упал на книги, которые Брайен все же привез из Сиэтла.
Тони был в душе, ожидая меня с минуту на минуты в постели, мама — у себя в гостиной, огороженной на скорую руку ширмой. Я же зашла в кабинет вытащить из сумки телефон, открыла первый фолиант в забытой всеми стопке книг и залипла.