И чем больше успокаивалась, спадала эйфория, чем реже я вздрагивала от каждого прикосновения… тем больше мне становилось стыдно.
За себя, за него, за то, как мы лежим с ним — наполовину под одеялом, наполовину нет… и что будет, если он забыл закрыть дверь, и сейчас кто-нибудь войдет… Все комплексы, все мое смущение выплеснулись и затмили впечатления от самого потрясающего, самого бурного оргазма в моей жизни.
Все испортила проклятая стыдоба, оставляя только красные щеки и слезы на этих щеках.
Если честно, меня даже не целовали ни разу по-настоящему, с языком. И сразу… вот это?! Что я буду рассказывать детям, если зайдет разговор о моих первых свиданиях? Что мой первый французский поцелуй был во влагалище?
Закрутившись так сильно, как только могла, я буквально выдралась из цепких мужских рук, и в одно мгновение оказалась по другую сторону кровати. Схватила одеяло и натянула чуть ли ни на уши, трясясь и всхлипывая.
— Что вы… наделали? З-зачем это все было?!
Макмиллан, взлохмаченный и совершенно ошалевший, с раздувающимися ноздрями, смотрел на меня, опираясь руками о кровать, видимо, пытаясь сообразить, каким образом предмет его чувственной любви вдруг оказался так далеко.
Потом разогнулся и встал — совершенно голый, с нацеленным на меня, гордо восставшим из густой поросли членом. Ох, лучше бы я туда не смотрела! Потому что «развидеть» этот здоровенный, перевитый темно-бордовыми жилками орган с крупной и гладкой головкой я теперь никогда не смогу.
Когда-то вот точно также посмотрела случайно вниз торса мужчины, скромно и стыдливо переодевающегося в кустах рядом с пляжем… и это зрелище на долгие месяцы впечаталось в мой пятнадцатилетний мозг. А ведь тот мужчина даже не был возбужден! В отличии от профессора.
— Я сделал то… что просило твое тело… — медленно, будто не хотел меня пугать, Макмиллан принялся обходить кровать. — И то, что просила ты сама, раздевшись и забравшись ко мне в постель.
Я не могла поверить своим ушам.
— Вы же… вы сами мне приказали!
Он поднял бровь и остановился. Заметил мой взгляд, опустил голову, чертыхнулся, поискал глазами — чем бы накрыться… не нашел и слегка пожал плечами, вероятно решив, что стесняться ему уже поздно.
— Да. Приказал. Будучи в облике зверя, которому плевать на мораль. А ты всегда такая послушная, Стейси Маллори?
Он продолжил обходить кровать, а я быстренько передислоцировалась в противоположный угол, что было довольно глупо, потому что он мог просто залезть на кровать и пересечь ее по матрасу, а не в обход.
— Не послушаешься тут, когда все чешется и жжется! — огрызаясь, я все же не удержалась и снова опустила взгляд на его все еще очень возбужденный орган.
И тут меня пронзила еще одна ужасная мысль — а вдруг он сейчас потребует… вернуть услугу? И я должна буду… взять это в рот?
Вероятно, моя мысль отразилась у меня на лице — а, возможно, Макмиллан даже прочитал ее! — потому что орган слегка дернулся, напрягся и даже, кажется, еще немного подрос. Я забилась в самый-самый угол, между стеной и прикроватной тумбочкой.
Но когда подняла на профессора глаза, оказалось, что несмотря на возбуждение, он в недоумении хмурится.
— О чем ты говоришь? Что тебе жжется? — он слегка отшатнулся. — Только не говори мне, что у тебя там какая-нибудь дрянь… венерическая.
— А чего ж вы раньше не озаботились, есть у меня какая-нибудь дрянь или нет? Я, между прочим, не просила вас… того… — и не зная, как выразить то, к чему он меня принудил, я покраснела и потупилась.
Воцарилось недолгое, но очень тяжелое молчание, во время которого мы оба не знали, куда девать руки и глаза.
Наконец, решительно сдернув с меня одеяло, Макмиллан вздохнул, уселся рядом, накрылся по пояс и притянул меня к себе.
— Ну прости, если обидел… — обнял меня и прижал к своей груди, закапываясь носом в волосы. — Я же не знал, что ты так серьезно воспримешь то, что волк тебе сказал… Увидел тебя голышом в своей постели — что я должен был подумать?
Вместо того, чтобы успокоиться, я взбесилась окончательно. Вырвалась из его объятий и не обращая уже внимание на наготу, соскочила с кровати.
— Да как еще я могла это воспринять? Разденься и залезь в постель — уж куда понятнее! У меня тут же все зачесалось, стало дико жарко под одеждой — просто невыносимо! Конечно, мне пришлось выполнить «приказ альфы»!
Я изобразила пальцами кавычки.
— О господи! — он закатил глаза. — Да нет никакого приказа альфы! Это легенда! Миф! Я подшутил над тобой, Стейси — да, некрасиво, да, зло. Прости меня за это пожалуйста. Но не надо тут придумывать всякий бред про слетающую с тебя по моему приказу одежду и трусы! Почему ты не хочешь признать то, что тебя тоже ко мне тянет и разделась ты потому, что тебе банально захотелось секса! Может, потому что ты маленькая ханжа и тебе обязательно надо свалить на кого-то вину за свою сексуальность? Но ты ведь укушенная оборотнем, Стейси, подумай об этом! Вполне естественно, что тебя от меня… прёт. Как твоя рана, кстати?