Мой любимый негодяй

– Ты ведешь себя неподобающе, – прохрипел Рочестер, пытаясь вырваться.

Тристан тряхнул его:

– Где она?

– Не знаю.

Легкое движение правым запястьем, и лезвие рассекло столетний шелк, словно масло.

– Я не знаю, где она! – выкрикнул Рочестер. Его холеное лицо перекосилось от злобы.

Тристана захлестнула волна гнева. Однако интуиция редко его подводила: отец говорит правду. Мать исчезла, но все пошло не по плану Рочестера.

А значит, ублюдок только что обманом пытался заставить сына подписать себе смертный приговор. Беспокоился, что рычаги давления на Тристана существенно ослабли.

Тристан отпустил галстук отца, однако клинок не убрал.

– Что говорит ее камеристка? Или она тоже исчезла?

Рочестер высунул кончик языка и коснулся уголков рта. Его глаза были налиты кровью. Наверное, Тристан выглядел еще ужаснее, иначе отец не прилип бы к месту, боясь пошевелиться.

– Девчонка сбежала. Мы ее нашли. Твердит, что ей ничего не известно. Пришлось отпустить.

– И устроить за ней слежку.

– Разумеется, – отрезал Рочестер.

Тристан сделал мысленную пометку – разыскать девушку, выяснить, не причинили ли ей вред, и расспросить подробно. Ведь в прошлый визит она пыталась что-то сказать, да только чертов Джарвис спугнул.

Граф уставился на испорченный гобелен. Разрез был не меньше фута.

– За это я сокращу твое содержание до нуля.

Тристан тряхнул головой:

– Никогда не видел, чтобы вы так беспокоились о людях, как беспокоитесь об этом куске ткани.

Рочестер презрительно скривил верхнюю губу:

– Люди смертны. Идеи, традиции и величие живут долго – даже после того, как плоть сгниет в могиле.

Тристан кивнул. Тиран есть тиран. Верен своим предкам, увековеченным на гобелене. Они завоевывали и отстаивали титулы и имущество во множестве войн, хладнокровно используя подданных как пушечное мясо. В жилах Тристана течет та же кровь; он мог бы стать намного хуже, чем есть: абсолютным монстром и вдобавок легкомысленным развратником. Вот только… он не такой.

Он не такой.

Тристан всмотрелся в генеалогическое древо, где раскручивалась спираль с именами всех, кто ему предшествовал. Он интуитивно чувствовал, что сначала спас бы нищего в лохмотьях и лишь потом позаботился о материальных ценностях. Тристана передернуло от воспоминаний: здесь, в кабинете, рядом с изувеченным гобеленом, Рочестер год за годом пытался выбить из него этот врожденный инстинкт. А между делом убил котенка или даже двух. Твой отец не выбил из тебя дурь, а, наоборот, вбил.

Он вложил клинок в ножны, смерил Рочестера презрительным взглядом и вышел из кабинета, не оглядываясь. Было ли его поведение порой извращенным? Несомненно. Однако Рочестер не преуспел, стараясь поколебать его устои. А самое поразительное, что и ему самому понадобилось слишком много времени, чтобы это понять.

Когда Тристан забирался в ожидавшую у заднего входа карету, ему пришло в голову, что, возможно, мать давно планировала побег. Задним числом он сообразил: прощаясь с ним в их последнюю встречу, она как-то подозрительно намекала, что прощается навсегда.

Нужно непременно найти ее раньше, чем это сделает Рочестер. Досадно, но ради единственной зацепки потребуется нанести визит двум дамам, которых он с радостью век бы не видел.

Вернувшись в Оксфорд, Тристан остановился у «Рэндольфа» и передал леди Уиклифф свою визитку с приглашением на прогулку.

На Лоджик-лейн он ответил на несколько важных писем, сам написал еще пару, а затем, вопреки приказу Люси, направился к ее дому. Сегодня она ему нужна.

Кухонная дверь была закрыта, однако Люси должна быть дома: из сада видно, как за шторами мерцают свечи в гостиной. На стук в окно она не отреагировала, и Тристан позволил себе вскрыть замок и войти.

– Люси, – тихонько окликнул он. Экономка наверняка дома, спит наверху. Как опрометчиво с его стороны прийти сюда. Люси взбесится. Однако оно того стоит.

Он вошел в гостиную, сделал два шага и замер.

Люси свернулась калачиком у камина, положив голову на пачку писем.

Позади нее дрова на решетке превратились в кучу потрескивающих угольков. Их свечение очертило силуэт женщины ярким ореолом.

Так его солдаты засыпали после боя – засыпали прямо там, где упали.

На подоле юбки Люси сидела Боудикка. Тристан приблизился, и кошка предостерегающе уставилась на него янтарными глазами. Маленькая черная бестия охраняла свою хозяйку.

– Хорошая девочка, – прошептал Тристан.

Кошка задергала хвостом, однако, когда он опустился на колени рядом со спящей Люси, когти в него не вонзила.

Люси спала как жила: погруженная в работу. Одна ладонь под щекой, другая заложена между страницами открытой книги – юридического талмуда, от которого Тристан захрапел бы уже через пару минут.