Мои друзья святые. Рассказы о святых и верующих

Через неделю состоялась свадьба – с размахом, «как у людей». Тут и подвенечное платье с фатой, и костюмчик были надеты и по достоинству оценены, артисты выступали, тамада из кожи вон лез – веселил публику. Одним словом, молодежный капустник. А когда подпили, так и вообще «скакания» и «плясания» начались, которые церковь не приветствует, если не сказать – запрещает: «Не подобает на браки ходящим скакати или плясати, но скромно вечеряти и обедати, как прилично христианам» [28] . Грустно было присутствовать мне на свадьбе, которая в миниатюре копировала образ быстро преходящего мира сего с его толчеей, грохотом, надуманными проблемами и образом жизни от настырного гламура. Найдется ли среди этого бесконечного круговращения место для вечности? Сможет ли Господь, стучащий в сердце, быть услышан? Не подобна ли жизнь без Бога нарисованному солнцу, которое и не светит, и не греет? Были и у меня когда-то, когда я еще не знала Бога, какие-то иллюзии относительно того, что счастье – такая птица, которую можно поймать и посадить в клетку, и будет оно тебя бесконечно ублажать и веселить, когда только пожелаешь. Но с годами приняла и я евангельскую истину, что счастье – это ничто иное, как Царство Божие, поселившееся внутри тебя. Но только оно, это Царство Небесное, «силою берется, и употребляющие усилие восхищают его» [29] . Потрудиться надо: терпеть находящие скорби и болезни, молиться, жить по заповедям.

Больше всех удивил на свадьбе отец: после реанимации он не пролежал в больнице и двух недель, ушел под подписку, чтобы появиться на свадьбе у внука. Он сидел за свадебным столом, улыбался, шутил, как всегда, и мало кто замечал, какую немощь своего изношенного организма он ежеминутно преодолевал. Через пару часов его незаметно увезли домой. Кремень был отец. Если бы он явил веру хотя бы с горчичное зерно – вот был бы христианин… Но не нашлось веры в его душе, и Господь стал смирять и испытывать его уже к смерти. Авария сильно подорвала его здоровье, и последующие несколько лет ему пришлось жить с непрекращающимися болями. Как все атеисты заслугу своего терпения приписывал он только себе, хотя помогали терпеть молитвы верующих родственников и милосердие Владыки мира. И когда по-человечески терпеть стало невозможно, Господь забрал отца. До последнего часа он не хотел смириться пред Богом, не просил у Него милости, так и умер без церковного покаяния. И одно только утешает меня: вдруг в самую последнюю секунду отец сказал: «Господи, прости. Иду к тебе!» и обрел жизнь вечную. Часто молюсь о нем мученикам Флору и Лавру, чтобы умолили Бога простить родителю все его прегрешения вольные и невольные – ведь однажды святые братья спасли его от смерти.

Наизусть помню им тропарь и часто повторяю:

Преудобренную и богомудрую двоицу пресветлую восхвалим, вернии, по достоянию, Флора преблаженнаго и Лавра всечестнаго, иже усердно Троицу несозданную ясно проповедаете всем, темже пострадаете до крове, и венцы пресветлыми увязостеся, молитеся Христу Богу, да спасет души наша.

Имидж ничто, жажда всё!

После свадьбы мой племянник Паша стал как-то все больше от меня отдаляться. Понятно, что началась семейная жизнь, родился ребенок, на работе он быстро поднимался по карьерной лестнице, появились деньги и большая свобода с ними и связанная. Вместе с тем начал он раздуваться от растущего самомнения, мол, вот, какой я умный и успешный без «твоего Бога». Говорил Паша теперь со всеми как-то свысока или с некоей таинственностью посвященного, постоянно куда-то торопился. Однажды после того, как он отменил со мной встречу из-за «срочного заседания», буквально через десять минут выйдя на улицу, я случайно увидела его спокойно прогуливающимся по главной улице с приятелем: они ели мороженое и глазели на витрины. В его теперь нечастых разговорах со мной стали проскакивать фразы совсем уж непочтительные:

– Вот пишешь ты, теть, двадцать лет свои книги, а так ничего про жизнь не поняла и ничего не добилась: ни славы, ни денег. Зачем других учишь…

В душе Паши происходило именно то, о чем предостерегали святые отцы: «Началом гордыни бывает обычно презрение. Тот, кто презирает и считает за ничто других – одних считает бедными, других людьми низкого происхождения, третьих невеждами, вследствие такого презрения доходит до того, что почитает себя одного мудрым, благоразумным, богатым, благородным и сильным» [30] .