— Вы человек не такой уж молодой и, наверное, помните время, когда сахарная болезнь — диабет был смертельной болезнью. Человеку все время хочется есть, его томит неутолимая жажда. Но, сколько бы ни пил и ни ел, больной быстро теряет в весе и умирает от истощения. Мой дядя и тетка погибли от сахарной болезни. Но к тому времени, когда диабетом заболела моя мать, уже был открыт инсулин. Если его впрыскивать ежедневно, болезнь становится неопасной. Великая победа человека над одной из каверз, которые преподносит ему природа! Но, если прекратить инъекции, болезнь вспыхивает во всей смертоносной силе… И вот весной сорокового года, когда немцы захватили весь юг и центр Норвегии и кровопролитные бои шли у Нарвика, в аптеке нам сказали, что инсулина больше нет. А Осло и Берген, откуда можно бы его получить, захвачены врагом… Можете представить, какая беда навалилась на нас. Горе, которое мы переживали вместе со всем народом, усугублялось нашим семейным. Смерть матери, казалось, предрешена. И вдруг по радио и по газетным сообщениям мы узнаем, что немецкое командование разрешило норвежскому Красному Кресту отправить из Осло на север, в Тромсё, гидросамолет с грузом самых необходимых лекарств, в том числе с инсулином. У многих даже шевельнулась мысль: «А может, немцы не так уж плохи, как о них пишут?»
«Да, судя по всему, человечество, несмотря ни на что, идет все-таки путем прогресса!» — сказал отец.
«Именно на такой эффект немцы и рассчитывают! Они хотят подкупить нас!» — возражал я.
«Как бы то ни было, они спасают жизнь твоей матери!» — отрубил он…
Прошла еще неделя, и я увидел, как на аквадроме, том самом, с которого завтра вы улетите в Киркенес, покачивается на поплавках ослепительно белый гидроплан «Вако» с ярко-красными крестами на фюзеляже и крыльях. Кто бы мог предположить, что этот белый лебедь — символ лжи, посланец коварства. Нет, вы не думайте, лекарство-то было настоящее! А еще через неделю местный Красный Крест роздал больным полученные по воздуху лекарства. Мать была спасена…
«Может быть, королю в самом деле надо начать переговоры с Гитлером?» — утвердительно спрашивал мой отец.
Да и не он один. На это немцы и рассчитывали, сообщая во всех газетах о самолете с медикаментами и многократно объявляя по радио, чтобы англичане, мол, не сбили, что самолет имеет нейтральный статус.
Когда через год на транспорте, переправлявшем нас из лагеря Грини в Заксенхаузен, я рассказал человеку, который уже несколько месяцев разделял со мной все тяготы лагерной жизни (известный у нас актер), об этом даре нацистов, он вдруг побледнел, пристально поглядел на меня и с изумлением спросил:
«Как? Разве этот самолет долетел до Тромсё?.. Немцы потеряли его, разыскивали по радио, писали, что он сбит, и мы так радовались этому!»
Тут уже наступил мой черед удивляться:
«Как — радовались? Ведь на борту были медикаменты!»
Но он продолжал свое:
«Самолет прилетел! И ничего с ним не приключилось?..»
И тут я узнал от него о том, как нацисты хотели превратить санитарный самолет в «троянского коня», или историю о волке в овечьей шкуре…
В Осло правление Красного Креста было удивлено тем, что послать в Тромсё самолет с медикаментами предложил немецкий майор Бенеке, которого знали как штабиста и старого разведчика, хотя он и пришел в Красный Крест в темном штатском костюме.
Атмосфера во время заседания была ледяной. Майор, поняв, что некоторые из присутствующих узнали его, сказал:
«Я намеренно пришел в штатском, иначе у вас создалось бы впечатление, что речь идет о приказе. Немецкое командование руководствуется исключительно мотивами гуманности!»
Президент Красного Креста хотел было отказаться. Уж очень подозрительной ему показалась эта немецкая благотворительность. Но Красный Крест — организация гуманистическая и не может не принять самолета с важнейшими медикаментами. В конце концов Красный Крест с благодарностью принял немецкое предложение.