Мой дорогой питомец

Ходили слухи, что покинувшая находилась в комнате для гостей под валиумом. Что она лежала там, ожидая, что Бог придет за ней, чтобы вострубили трубы из трехсотого псалма, хотя некоторые также утверждали, и это звучало более правдоподобно, что она уехала, что однажды она отправилась в дальнюю страну, они говорили о Ставангере в Норвегии или еще дальше, третьи говорили, что она отсутствовала, просто отсутствовала, вот и все, и я подумал, что это лучшее описание для той, кого ты больше никогда не видела, как будто у человека в голове всегда была доска для презентаций с именами на карточках, которые были поделены на Отсутствующих и Присутствующих, и в списке слева у тебя было уже много людей: команда дедушек и бабушек, как ваших, так и тех, кого ты откопала у своих подруг и посвятила в собственных бабушек и дедушек, и конечно, там был потерянный – в самом верху списка, не говоря уже обо всем стаде коров, павшем во время эпидемии ящура, а еще дочка друзей твоего папы, которая жила на Афондлаан и умерла от менингита в возрасте пятнадцати лет в тот же год, когда случился теракт 11 сентября – ее похороны ты помнишь до сих пор, потому что помнишь все похороны после потерянного, а еще потому, что на них пели Tears in Heaven Эрика Клэптона, и тогда ты впервые услышала эту песню, и с тех пор всегда носила ее в себе, особенно после того как прочла, что в среду 1991 года, через месяц после твоего рождения, его оставленный без присмотра четырехлетний сын выпал с пятьдесят третьего этажа небоскреба на Манхэттене; это был день, когда покинувшая случайно уронила тебя с деревянного комода, и ты была уверена, что эти события связаны, но ты всегда задавалась вопросом, почему один из вас выжил при падении, а другой – нет, и конечно, эта история стала еще более символичной: сперва это случилось с тобой, а почти три года спустя – с потерянным, и никто в нее больше не верил, ты продолжала жить дальше, но думала, что знаешь, каково это – рухнуть с небоскреба, это произошло в Нью-Йорке и потому затронуло тебя еще больше, и я снова подумал о списке отсутствующих и присутствующих, о том, что учительницы начальной школы тоже остались слева: они все еще существовали, но исчезли из твоей жизни, а ведь они были самыми важными людьми в течение восьми лет, людьми, которые познакомили тебя с миром за пределами Деревни, хоть и через книги, людьми, которые сажали тебя на колени и заправляли волосы за уши, ставили тебе хорошие оценки за все устные предметы, даже если ты запиналась и отвлекалась на самые странные вещи я давно забыл своих учителей и преподавателей, но ты своих – никогда, они всегда стояли за кулисами твоей памяти, готовые появиться на сцене, а еще был ортодонт, тоже в списке отсутствующих, а также преподаватель по коррекции дискалькулии и физиотерапевт, тот, кто спас тебя от растущего искривления – они отпустили тебя, когда решили, что ты начала расти к солнцу, дебилы, они отпустили тебя, когда тьма затаилась, как просыпающийся ротвейлер; и потом еще был отец одноклассника – владелец автосалона, который выстрелил себе в голову из револьвера на заднем дворе, ты часто видела его у школы и считала его своей потерей, потому что он всегда улыбался и ласково махал тебе рукой, и никогда не подавал виду, что у него проблемы со смыслом жизни, ты часто фантазировала, что купишь темно-зеленый Volvo 960, of course[48], модели 1991 года, на скопленные карманные деньги, хотя ты все еще сомневалась, выбирая между Volvo и Mercedes-Benz, потому что считала одноименную песню Дженис Джоплин грандиозной, это был последний хит, который она выпустила перед своей смертью, и иногда ты думала, что это потому, что в песне она просила Господа купить ей Mercedes-Benz, цветной телевизор или ночь в городе, а ты знала, что Господь не был материалистом, и может быть, Джоплин из-за этого разочаровалась, а разочарованные люди похожи на машины без бензина, сказала ты, на те машины, что никогда не проходят испытание на эстакаде, в итоге ты все равно выбрала бы Volvo 960, ты бы повернула время до выстрела вспять, и ты купила бы машину, чтобы порадовать отца одноклассника, чтобы он был счастлив, чтобы он захотел пожить еще; и вообще, ты жила в деревне, где было потеряно многое, где в 1953 году во время наводнения прорвало дамбу Приккебэйнседейк, и люди пропали без вести, потом была еще одна потеря, которая тяжело сказалась на Деревне, изменила дружелюбную атмосферу в ней, а именно – исчезновение девятнадцатилетней девушки с Бенэйденпейлстэйх летом 1984 года во время открытия Олимпийских игр в Лос-Анджелесе – на окнах многих домов все еще висели пожелтевшие плакаты с ее лицом, и все, кто родился здесь или приехал сюда жить, носили в себе это бремя, не только из-за тайны или потери, но в основном из-за страха, страха, что тебя могут просто похитить в июльский день, что тебя похитят и ты никогда больше не увидишь белый свет, эта мрачная угнетенность особенно отражалась на деревенских девушках, и все в Деревне долго были подозрительными, прошла даже церковная служба, на которой преподобный Хорреман настоятельно призвал преступника выступить вперед, освободить прихожан от этой мучительной хватки; и много позже, через два года после этого строптивого лета, Питер Р. де Фрийс[49] заново откроет это дело и посетит Деревню, ты увидишь его в синей рубашке вместе со съемочной группой на заправке, и это в равной степени и успокоит тебя, и испугает, Бенэйденпейлстэйх граничила с Приккебэйнседейк, и ты всегда вздрагивала, когда проезжала мимо дома номер четырнадцать, ты словно погружалась в страх от всех образов, которые преследовали тебя с наступлением ночи, от всех историй, которые рассказывали в округе, их все объединяло одно знание: в Деревне жили те, кто знал больше других, преступник, вероятно, состоял в религиозной общине, и, следовательно, любой юноша был защищен от внезапного похищения, а значит, подразумевалось, что быть девушкой небезопасно; в твоем списке были еще отсутствующие – в пяти могилах от потерянного лежала девушка, которая захотела искупаться, прыгнула с лодки в Тэйхенланде и попала в гребные винты: ты проходила мимо нее, когда посещала потерянного, читала надпись на надгробной плите, и гравий хрустел под ногами – ты не могла понять, почему на кладбище рассыпали гравий, его хруст только усугублял тишину; да, это была деревня, полная отсутствующих, но твоей самой большой потерей был не продавец автомобилей, или дочь друзей твоего отца, или ортодонт, твоей самой большой потерей была покинувшая, она была так далеко, в Ставангере в провинции Рогаланд, она уехала от тебя после аварии, когда тебе было почти три года, и я видел, как велика была эта покинутость, как она гноилась в тебе словно нарыв – так же, как во мне гноилась моя любовь к тебе, хотя это было почти несравнимо, я мог отрезать свою любовь в любой момент, но тебе пришлось носить с собой свою покинутость всю жизнь, и я видел, что как только я ослаблял поводья, ты взрывалась отчаянным трепетом, как будто больше не чувствуя ветра под крыльями, ты кружила как птица с наветренной стороны моего тела, на восходящем ветре, который поднимался с каждым моим словом, тогда ты, казалось, забывала про свой курс на юг; ах, в твоем списке было так много отсутствующих, и ты часто искала в учебнике по географии Норвегию, читала про лунный пейзаж Глоппедальсура, ты была уверена, что покинувшая находится там, среди хаоса валунов, и тебе казалось ужасным, что Википедия не знает ни одной знаменитости, которая жила или живет в Ставангере, потому что тогда покинувшая не была бы одинока, и это успокоило бы тебя, как тебя успокаивало, что Пэйтер Р. де Фрийс склонился над Деревней, взял ее в свои руки и решил отыскать всех ее отсутствующих на диких тропах, но он никого не нашел, он ничего не нашел, а ты смотрела на карту Норвегии и фантазировала, что отправишься туда на купленном Volvo 960, будешь ехать на зимних шинах и осматриваться в поисках; но, может быть, она давно покинула портовый город, думала ты и надеялась, что она поехала в Бекслихит на юго-востоке Большого Лондона, где живет Кейт Буш, что они окажутся соседками, да, они окажутся соседками и каждый день будут пить черный английский чай с молоком, макать в него песочное печенье, болтать о том, как прошел их день, ты надеялась, что в разговорах о том, как прошел их день, они даже о чае забудут, что Кейт Буш споет песню Cloudbusting с альбома Hounds of Love, или Running Up That Hill – любая бы подошла, потому что большинство ее песен о потерях, и ты могла представить, как они сидят вдвоем в типичном британском доме с ковром в узорах из цветов и густым ворсом, часами смотрят BBC, и ты задавалась вопросом, успевает ли Бог наблюдать за Лондоном, когда в Деревне было так много дел; и иногда мне казалось, что левая часть твоего списка настолько полна, что ты забывала про правую, что она менее важна для тебя, потому что ты лучше умела обращаться с мертвыми или отсутствующими, чем с теми, кто был жив, и я понял, что забыл Клиффа, маленького ангелочка, а еще твою подругу по переписке, с которой ты познакомилась через рубрику в газете «Ферма» и которая поначалу часто писала тебе письма, на которых было налеплено сразу несколько марок, потому что они были полны лжи, поэтому ты отвечала, что живешь в Нью-Йорке и пережила падение с небоскреба, что каждый день гуляешь по Центральному парку и видела голубятню из «Потерявшегося в Нью-Йорке», что ты часто проводила время в Карнеги-холле, концертном зале, где выступали Фрэнк Заппа, Билли Холидей и Жак Брель, ты писала, что часами бродила по Пятой авеню и по Бродвею, думая о песнях, которые хотела написать, о жизни, которой там было больше: например, о порциях в «Макдоналдсе», о случайных эспрессо с Аль Пачино, и что он был очень добрым человеком, да, очень добрым, что он ни разу не сказал fuck, хотя в «Лице со шрамом» произносил это слово примерно двести раз, что он носит костюм из «Крестного отца» и что вы ходили к статуе Христофора Колумба и статуе Алисы в Стране чудес, стоящей в Центральном парке, где Алиса сидела на грибе, а вокруг нее расположились кот, кролик и Шляпник, бронза статуи красиво сияла, потому что каждый день сотни детей забирались на нее, и статуя была отполирована их липкими ручками, ты думала, что стихотворение Льюиса Кэрролла «Бармаглот» на гранитном круге вокруг Алисы выразительное, даже хотя ты мало что в нем понимала, ты думала, что оно замечательно звучит, и своей подруге по переписке ты писала целые рассказы о городе, который никогда не спит, но редко – о твоем реальном существовании, о твоем папе, о брате и коровах, о себе самой или о птице, и скоро переписка иссякла: вы далеко не каждый год обменивались школьными фотографиями, и поэтому она исчезла, и вы ограничивались лишь необходимыми любезностями, поздравлениями и рождественскими открытками, пока и этот контакт в конечном итоге не истек кровью, и я не мог не думать о правом списке, в котором были Жюль, Элиа и Лягушонок, где у твоих воображаемых друзей вроде Гитлера и Фрейда тоже было место, и я понимал, что объединяло тебя с Гитлером, по крайней мере, я видел сходство в вашем происхождении и дате рождения – вы оба многое потеряли, но вот что делал основатель психоанализа в твоей хорошенькой головке, я совсем не понимал, я не знал, где ты его нашла, но он занимал слишком много места, места, которое хотел заполнить я, я хотел быть на вершине списка присутствующих, я хотел присутствовать в нем вечно, я хотел карточку с именем, которую нельзя было бы переместить.