Мой дом, наш сад

Но я молча вырываюсь, и когда только лишь подползаю к ступенькам замечаю голову Ланселота. Он дышит, хрипло, по-собачьи. Воздух входит в его легкие и выходит из них с огромным трудом. Я вижу четыре красных кружках на его груди. Четыре красных кружка, что за глупость. Четыре красных кружка означают смерть. Он умрет, он тоже умрет.

Стоит только Гвиневра, и я боюсь, что все остальные мертвы, хотя только что слышала голос Морганы. Гарет забился под розовый куст, как будто тот может его спасти, Моргана лежит рядом с Кэем, и они похожи на романтичную парочку, только изо рта Кэя течет кровь, он ранен в живот. Пуля всего одна, думаю я, один красный кружок. Все обойдется. Может, мы даже Ланселоту поможем. Я, конечно, разве что царапины могу заживлять, но есть шанс, всегда есть шанс. Страдание дает силу, разве не так? А сейчас нужно сделать что-то. Я сползаю вниз по ступенькам, и Ланселот хватает меня за руку, крепко, больно, как человек, который уже не рассчитывает силу. От этого осознания или от боли, у меня из глаз брызгают слезы.

- Ланселот, - шепчу я.

- Заткнись. Только не реви, - говорит он хрипло. Глаза его обращены не на меня, он смотрит на Гвиневру. Я хочу облегчить ему боль, это я точно умею. Я шепчу заклинание, и оно работает, потому что он вдруг вдыхает глубже. Хрипы становятся сильнее.

Лицо его несколько просветляется.

Господин Кролик почти скрыт за пеленой дождя, он делает шаг вперед. Его плечо прострелено, я вижу дыру, сквозь которую можно увидеть кусок клумбы позади него. Совершенно непонятно, как его рука все еще остается соединена с телом.

- О, ты хотела спасти Ланселота? - спрашивает он. - Как мило, Гвиневра.

Он смеется оглушительно громко.

- Жаль, что из-за этого погибнет Кэй. Как тебе это нравится?

А потом он бросает автомат, сжимает руку, и Гвиневра визжит от боли. И я понимаю, мне нужно что-то делать. Рядом с Ланселотом лежит дробовик. И я знаю, что в Господина Кролика почти бесполезно стрелять. Ланселот стреляет, стрелял, потрясающе, и он не смог его убить. Я вообще не умею стрелять.

Есть только одна цель, в которую я могу попасть. Дробовик скользкий, он норовит вырваться из моих рук. Я с большим трудом прислоняю дуло к своему сердцу, сидя на мокрых ступенях рядом с умирающим Ланселотом. Мой палец с трудом дотягивается на курка, и я в совершенно дурацкой, смешной позе.

- Я убью себя! - кричу я.

- Нашла время, - говорит Ланселот, но он понимает, держу пари, он понимает. Мне ужасно страшно нажать на курок случайно.

- Что, мышка? - спрашивает Господин Кролик.

- Я выстрелю себе в сердце. Я буду мертва.

Он отпускает Гвиневру, и та без сил падает на траву. Дождь скрадывает его голос. Ему приходится кричать.

- Ты не посмеешь, сука! Мы же тебя любим!

- Я посмею.

Я чувствую, как невидимая сила пытается отвести мою руку от дробовика, но у меня есть возможность сопротивляться. Я сегодня много страдала, а страдание, как я теперь знаю, это самая главная сила.

Я вижу, как Ланселот улыбается. Капли дождя стучат о его зубы, очищая их от крови. Он улыбается так ободряюще. Ему не больно. Из глаз у меня снова хлещут слезы, а ведь я и так ничего не вижу из-за дождя.

- Я убью себя, если ты не выведешь их, - говорю я.

- А с чего ты взяла, что я не убью их прямо сейчас?

- С того, - говорю я, чувствуя, что прежде не произносила таких самодовольных слов. - Что я - твоя единственная ценность. У тебя больше ничего нет.

Кажется, я впервые говорю с ним на «ты».

Гвиневра без сознания или мертва. Кэй слабо стонет. Наступает продолжительное молчание, разбиваемое только дождем. Кровь впитывается в землю, сад теперь кажется таким чистым и свежим. Хорошее место, чтобы умереть, думаю я. А других я и не видела.

Господин Кролик делает шаг ко мне, выступая из-под пелены дождя. Теперь он ближе, и я вижу его отчетливо. Это снова Мордред. Мордред говорит:

- Ключ нужно бросить в пруд. Ты сделаешь это сама.

- Нет, вы это сделаете, иначе я выстрелю, клянусь!

Тут невидимая сила снова берет контроль над ружьем. Я боюсь, что сейчас выстрелю в Моргану или Гарета, или в Ниветту, но дуло оказывается направлено на Мордреда.

- Нет. Это сделаешь ты.

- Стреляй! - визжит Моргана. Но я не могу. Я не могу выстрелить в него даже после всего.

Мордред смотрит на меня выжидающе, спокойно, но он весь белый от испуга, я вижу.

- Я чудовище, - говорит он спокойно. - Я убил своих друзей. Выстрели.

- Я не стану, - говорю я. И уже знаю - ни за что не стану. Хотя части меня и хочется, хотя меня подмывает нажать на курок. Я откажусь от этого, разумом откажусь, не чувствами. Я убираю руки от курка, обхватываю только приклад, не прикасаясь к курку. Я не хочу стать такой, как он. Убив чудовище, сам становишься чудовищем. Номер Девятнадцать был всего лишь маленьким мальчиком. Когда-то.

- Ты такая хорошая, - говорит он вдруг, очень нежно. - Ты очень хорошая. Ты добрая, Вивиана, и мне это всегда нравилось. Ты очень теплая, и у тебя нежные руки. И я никогда тебе не подходил.