Мой дом на колёсах

Потом эти мальчики долго приходили ко мне на репетиции в цирк, виновато здоровались и так же виновато просили: «Можно нам ещё прийти в гости к Запятой?» Я знала, тон их и смущение шли оттого, что четверо мальчишек и сами не могли теперь понять: как, когда, зачем возник нелепый спор, который мог привести собаку к гибели, а их четверых – к жестокости, уже вряд ли позволившей поселиться рядом чувству вины и жалости к кому бы то ни было.

Сегодня я сразу вспомнила о Запятой, потому что она пока ни в чём не была занята, но, находясь подле меня, старалась сторожить всё: животных, вольер, гардеробную. Исполняла свои вольные обязанности Запятая с таким рвением, будто этим пыталась отблагодарить меня за спасение.

– Сторожи! – приказываю Запятой, а сама, волнуясь, иду на работу в манеж: как они все будут реагировать друг на друга?

По возвращении в гардеробную я не верю своим глазам. В углу на коврике, свернувшись в клубок, дремлет, закусив повод от обезьяны, Запятая, а на ней восседает Чичи, выискивая в гладкой шерсти собаки то, чего не могло никогда быть у чистой и холёной Запятой. Вокруг них на полу десятки грязных обезьяньих следов.

Знакомство состоялось. И когда с трудом вымытую Чичи я снова посадила на коврик, в подтверждение моих мыслей Запятая стала слизывать с обезьянки капельки воды, а та, податливо прижавшись, грелась о свою уже признанную подружку.

Они сами, играя, подсказывали мне работу, с которой я собиралась выпустить их в манеж. Часами иногда я наблюдала их игру, пытаясь в возне найти необходимые движения для трюков. Особенно смешной выглядела их борьба. Чичи поднималась на задние лапы, тотчас то же самое делала Запятая, и целый шквал ударов волосатых кулачков обрушивался на ворчащую, с раскрытой пастью собачью голову. Ах, если бы это закрепить да ещё выделить рамкой боксёрского ринга, был бы великолепный номер – «Обезьяно-собачий бокс». Каждый раз, когда они, наигравшись, обе уставали и Запятая, тяжело дыша, падала в изнеможении на пол, Чичи, не церемонясь, брала собаку за хвост и укладывала так, как это нравилось именно ей, а не собаке. Вот это и могло стать финалом для их бокса.

Однако это было единственное проявление обезьяньего эгоизма. В остальном Чичи была очень внимательна и добра к своей приятельнице. Если и отнимала у неё вкусную косточку, то только для того, чтобы подразнить и услышать лай, визг, а потом начать игривую возню. Обезьянка была очень доброй.

Я сделала для Чичи и Запятой большой решётчатый вольер, в который поместила домик, где они могли спать. Там же, в вольере, были две столовые. Наверху – столик для Чичи, а внизу – мисочки для Запятой. Право, без смеха невозможно было смотреть на их трапезу. Чичи, прежде чем набить свои защёчные мешки, следила, села ли Запятая под её столик. Затем начинала понемногу выбрасывать ей добрую половину своей пищи. Если Запятая на что-то не обращала внимания, она пыталась ей запихивать в рот то апельсин, то яблоко. И я, к удивлению, стала замечать, как у собаки меняется вкус: сухофрукты и семечки с орехами она ела теперь так, как Чичи.

Одно было в их дружбе отрицательным. Чичи ни за что не желала отпускать приятельницу на прогулки. Четыре раза в день из моей гардеробной доносились истерические вопли.

– Наталья Юрьевна, – сетовали работники, – ну придумайте же что-нибудь! Ведь из-за собачонки она готова нас всех перекусать.

Зелёная с серебром шерсть Чичи, как ковыль, вставала дыбом, вздрагивала, словно от сильного ветра, и не приглаживалась до тех пор, пока в дверях не появлялась Запятая. О, как быстро гуляла в цирковом дворе моя Запятая, каждый раз стремясь поскорее вернуться домой, в вольер! Я радовалась всё растущей привязанности двух столь разных существ и, видимо, слишком легкомысленно отнеслась к прогулкам Запятой. И этого я долго не могла простить себе…

Трагедия произошла утром. В цирковом дворе на Запятую напали тонконогие, с вытянутыми, длинными мордами борзые. Она одна, а их четыре. Четыре хищных, злобных. Клубок, омерзительный клубок чудовищ, рвущих маленькую добрую собаку. Чей-то крик во дворе:

– Несчастье! Борзые напали на собаку!

А наверху я не слышу крика, сидя возле Чичи в гардеробной. Хозяин борзых репетирует своих пони в манеже. Ему кричали, а он, спокойно отмахнувшись, ответил:

– У меня репетиция. Чья собака? Дуровой? Пусть сама разбирается. Чужая беда, не моя. Мне некогда, я репетирую.