Читаем Мой дядя – Пушкин. Из семейной хроники полностью

«Радости моей описывать нет нужды, – прибавляет по-русски к письму деда гостивший тогда в Михайловском у стариков Пушкиных двоюродный брат бабки – Вениамин Петрович Ганнибал[182]. – Расцелуй от сердца и души, по-африкански, по-ганнибальски, отпрыск новый Ганнибалов, твоего Льва, а теперь львенка. И я прошу: дай ему это великолепное имя, чтобы он здоровьем был крепок, как великолепный, доблестный твой брат Лев Сергеевич или как настоящий лев – царь зверей, что и того лучше. Никогда мы до этого радостного дня не переписывались, но будь уверена – даю слово Ганнибала, – что родственные мои чувства всегда останутся такими же, как и были. Посылаю завтра крестик для твоего ребенка[183]. Напиши и мне, а писать твоему дяде, ей-Богу, следует. Стыдно, стыдно не писать, честное ганнибальское слово… пожалуйста, напиши, да поскорее: похож ли он на Ганнибалов, т. е. черномазый ли Львенок-арапчонок, или белобрысый? А главное, приищи ему кормилицу здоровую, пригожую, и об этом напиши любящему тебя и на этом, и на том свете дяде Вениамину».

Сергей Львович и Надежда Осиповна пригласили соседей отпраздновать «событие». Вся «Ганнибальщина», с Семеном Исааковичем и Вениамином Петровичем во главе, хозяева Тригорского и прочие обитатели «весей окрестных» не заставили себя ждать. Семейное торжество в их присутствии началось молебном, затем последовал обед и танцы запросто, под звуки доморощенного оркестра дворовых Вениамина Петровича, фейерверк, ужин и опять танцы до рассвета. На другой день вся компания, обрадовавшись случаю повеселиться, ускакала к Семену Исааковичу Ганнибалу; и он задал пир.

Описание этих двух праздников изложено в письме Сергея Львовича от 12 ноября с довольно забавной характеристикой действовавших на обедах и танцах особ. Приводить это описание, которого я был бессознательной причиной, не нахожу надобности. Привожу другие места из переписки деда и бабки.

«Александр приехал в Петербург, как тебе уже известно из нашего письма, – сообщает Сергей Львович от 14 ноября. – Сегодня мы получили от него, сверх ожидания, второе письмо. Разделяет нашу радость, поручает тебе благословить ребенка. По письму очень весел и подшучивает, сообщая, будто бы видал во сне, что маленький Леон черен, как Абрам Петрович. Жена Александра опять брюхата. Ее сестры живут с нею и нанимают прекрасную квартиру с Александром пополам. Сын уверяет, что хотя это ему и удобно в отношении расходов, но немного его стесняет, так как не любит изменять своих привычек. Он очень их хвалит. Все хорошо, и я совершенно уверен, что мой сын в лице своячениц, добрых и милых, приобретет друзей, но как бы они добры и милы ни были, все же между ним и женой оказывается и третье, и четвертое лицо, тогда как, по моему мнению, присутствие между супругами родителей, братьев и сестер неудобно: супруги будут стесняться в разговорах, следовательно, в душе каждого из них появятся секреты, а секретов между ними быть не должно. В случае же недоразумений вопросы будут разрешаться не с глазу на глаз, а при третьем, четвертом, может статься, и пятом лице, и разрешаться в пользу того из супругов, кто к ним по родству ближе. А ну как появятся у этих третьих лиц женихи или невесты? Тогда обстоятельства еще более усложнятся. Короче, в переселении своячениц к Александру не вижу достаточных поводов (bref, je n’v vois pas de raisons sufsantes). Он как нельзя больше занят (il est on ne peut plus occuppe), а потому не адресуй на его имя твое следующее к нам письмо в Петербург: забелынит между бумагами, а там позабудет и не отдаст, а пиши так: Сергею Львовичу Пушкину: в Петербург. Оставить на почте до востребования».

«…Quand on parle du soleil – on en voit les rayons (когда говоришь о солнце, видишь лучи), – прибавляет Сергей Львович. – Сейчас мне сказали, что на почте нас ожидает еще письмо Александра. Горю нетерпением узнать, что с ним случилось, а, вероятно, случилось что-нибудь, иначе он бы, по своему обыкновению, молчал. Выезжаем, во всяком случае, не позже двадцатого».

«Удивишься немало, – сообщает бабка от 8 декабря, – когда получишь это письмо не из Петербурга, куда предполагали выехать, а из Михайловского; Александр не успел еще приискать для нас квартиры, но уверяет, что только об этом и думает. Будем ждать, что напишет; останавливаться же в гостинице нет расчета. Леон ему пишет из Харькова – от 2 ноября, – что его в Харькове удержали какие-то важные дела, а так как теперь будто бы путешествовать по горам невозможно, то выжидает зимы уехать в Тифлис и забыть там тяжелые впечатления, полученные им в Петербурге, куда, если бы там-де мы не жили, не поставил бы и ноги (что не мешало ему, однако, веселиться в Петербурге с утра до вечера).

А в Грузии, что он будет делать, не имея места? Я просила Александра написать в пользу Леона кавказскому начальству и облегчить своему брату дорогу в ряды Кавказской армии».

Дед и бабка возвратились в Петербург 15 декабря.

Перейти на страницу:

Все книги серии Жизнь Пушкина

Злой рок Пушкина. Он, Дантес и Гончарова
Злой рок Пушкина. Он, Дантес и Гончарова

Дуэль Пушкина РїРѕ-прежнему окутана пеленой мифов и легенд. Клас­сический труд знаменитого пушкиниста Павла Щеголева (1877-1931) со­держит документы и свидетельства, проясняющие историю столкновения и поединка Пушкина с Дантесом.Р' своей книге исследователь поставил целью, по его словам, «откинув в сто­рону все непроверенные и недостоверные сообщения, дать СЃРІСЏР·ное построение фактических событий». «Душевное состояние, в котором находился Пушкин в последние месяцы жизни, — писал П.Р•. Щеголев, — было результатом обстоя­тельств самых разнообразных. Дела материальные, литературные, журнальные, семейные; отношения к императору, к правительству, к высшему обществу и С'. д. отражались тягчайшим образом на душевном состоянии Пушкина. Р

Павел Елисеевич Щеголев , Павел Павлович Щёголев

Биографии и Мемуары / Документальное

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии