В коридорах кардиффского полицейского участка я как-то наткнулась на чету Линден. Они шли мне навстречу. Я знала, что у Линдена есть жена – в безликом значении этого слова. По слухам, она была старше его, симпатичная, миниатюрная. Мне бросились в глаза замшевые бордовые ботильоны – со стильной застежкой, на низком каблуке. Прическа тогда у нее была другая – стрижка-пикси и цвет волос иссиня-черный. Одной рукой она поддерживала снизу круглый беременный живот, будто пытаясь уменьшить его тяжесть. Она о чем-то сосредоточенно разговаривала с Линденом, однако мое появление сразу почувствовала: резко взметнувшийся на меня взгляд светлых глаз излучал смертельный холод.
Я долго его вспоминала. До сих пор сталкиваться с ненавистью другой женщины мне не приходилось. Что думала жена Люка Линдена об узкобедрой студенточке с большими, накрашенными глазами олененка, которая ураганом ворвалась в ее жизнь за четыре недели до родов, о девушке, которая предъявила шокирующее обвинение ее избраннику, мужу – части ее семьи? Кому верила жена Люка Линдена? На что пошла бы ради справедливости?
Подавшись вперед, я настороженно смотрю в зеркало заднего вида: по темному узкому переулку, подскакивая на выбоинах, едет автомобиль. Огни фар проскальзывают поворот на подъездную дорожку Фрэнка и Энид – едут ко мне.
Машина останавливается сзади, блокируя выезд.
Интуиция подсказывает: не к добру…
Фары гаснут. Порыв ветра широко распахивает открывающуюся дверь. В салоне включается свет, озаряя выходящего из машины водителя.
Это Мейв.
Меня сковывает ледяной ужас.
Под неторопливыми шагами мерно похрустывает гравий. Я вжимаюсь в сиденье.
Однако Мейв, не замечая меня, проходит мимо автомобиля к дому. Ветер треплет подол ее красного пальто. Она поднимается на освещенное крыльцо и легонько стучит дверным молоточком.
Получается, книги в библиотеке испортила Мейв – она написала «Лгунья» на титульных листах рядом с моим именем. Она же в день моего выступления обвела в романе два слова – тонкий, но очевидный для меня намек: «Ты лгала».
Она стоит на пороге с решительно вздернутым подбородком, а я вспоминаю об одинокой фигуре, которую Энид видела в окне кабинета. Из клубка памяти медленно выпутывается нить беседы… Мейв говорила, что вернулась в конце октября после недельной поездки на ретрит. В то же самое время я находилась во Франции.
А что если никакого ретрита не было? Что если она увидела мой дом на сайте аренды, создала фальшивый профиль и назвалась Джоанной?
Запертая, как в ловушке, в темной коробке автомобиля, я вдруг вижу картину целиком. В венах ускоряет пульсацию кровь.
Я оставила ей ключ, купила цветы, написала приветственную открытку… Я сама ее впустила.
Мейв стучит в дверь кулаком, потом начинает рыться в кармане.
Ищет ключ?
Затаившись в машине, едва дыша, я жду, что произойдет дальше.
На панели вибрирует мобильник, мигающий свет экрана отражается в ветровом стекле. Надо быстрее отключить! Я хватаю телефон и вижу имя звонящего – Мейв.
Я медленно поднимаю глаза.
Мейв на крыльце оборачивается. Ее лицо в тени, но и так понятно – смотрит она на меня.
– Да? – шепчу я в трубку.
Шурша гравием, Мейв идет к моему автомобилю и, странно растягивая гласные, отвечает:
– Во-о-от вы где-е…
Я могла защелкнуть в машине замки, могла оборвать звонок и набрать номер экстренной службы, – но ничего этого не сделала.
В груди каменная тяжесть.
Нащупав ручку, я отворяю автомобильную дверь и с гулко ухающим сердцем выхожу в неприятную темноту. Лицо закрывают развевающиеся на ветру волосы.
Мы с Мейв молча глядим друг на друга. Губы ее поджаты, ни тени улыбки.
– Вы заходили в комнату Фиби.
– Да.
– Вы видели его фотографию. – В голосе металл.
– Фотографию Люка Линдена. – Его имя я не произносила вслух лет десять.
Со дня моего переезда в город Мейв знала, кто я, однако ничего говорила. Наблюдала. Ждала.
Но чего ради? Меня охватывает паника.
События прошлого так перемешались, так исказились в памяти, что я сама ни в чем не уверена. Правда туманна и переменчива, словно бурлящая извивистая река.
Лгала я?
Или он?
Сенсорные фонари гаснут, дорожку окутывает непроглядный мрак. Где-то позади бурлит, колышется море, с гулким рокотом обрушивая на берег пенные волны. Если обернуться, то увидишь бескрайнее графитовое пространство, усеянное белыми барашками, а в соленом ветре учуешь приближающийся шторм.
На мое запястье ложится кожаная перчатка.
– Я знаю правду.
Слова бьют наотмашь, отбрасывая меня в те далекие годы, когда я была другим человеком, жила в другом городе и верила, что правда всегда одна – этакая прямая полоса: либо черная, либо белая. И никаких полутонов.