И все что было у меня в той машине скорой — твердые пальцы Яра, сжимающие мое плечо. Единственная точка опоры, дающая знать — мир все еще под ногами, надежда, что все разрешится все-таки есть.
Он отказался отпускать меня одну, он даже нашел кого оставить в квартире со спящей Маруськой — и я была бесконечно удивлена тому, как быстро приехал Влад.
А еще — я была благодарна ему. Настолько сильно, что даже не знала, как это озвучить вслух. Потому что только из-за него я еще не металась по всей приемной и не изводила дурацкими и назойливыми вопросами всякого врача, что попался бы мне на пути.
— Извини, — Яр так осторожно касается моего плеча, будто опасается, что я сейчас взорвусь. И глаза, в которых я утопаю, стоит мне только повернуться к нему лицом — такие виноватые, что кажется — он сейчас заскулит и положит мне голову на колени.
Я даже на несколько минут зависаю, пытаясь понять, о чем это он. В чем дело?
— Если бы я знал, что так может выйти… Я бы не поднял эту тему.
Ах, да…
Вот он о чем. О теме!
Господи, да, надо было остановить его раньше. И самой нужно было остановиться.
Кто тут виноват больше? Он, я? Я тоже слушала, тоже задавала вопросы, хотя обязана была потребовать, чтоб мама сначала приняла таблетки, а потом уже разговаривала.
В какой-то жизни я бы, наверное, на него наорала. Обвинила бы во всех грехах — это так просто, найти козла отпущения. Но сейчас я просто умираю от страха.
Дверь в смотровой кабинет открывается тихо, совсем беззвучно, но для меня, напряженно ожидающей хоть каких-то вестей, легкий щелчок замка звучит подобно одновременному залпу тысячи орудий за моей спиной.
Я вскакиваю на ноги, впиваясь взглядом в кардиолога, что вел осмотр. И за его плечом вижу, как маме помогают лечь на каталку. Боже…
— Операция необходима в срочном порядке, — вторит моим ужасным мыслям врач, — пока еще мы можем обойтись малой кровью, но время работает против нас. С инфарктом не играют. Операционную уже готовят.
Инфаркт.
Такое простое, такое знакомое взрослым людям и такое страшное слово, когда речь заходит хоть о ком-то из твоих близких.
Я закусываю губу настолько сильно, что кончик языка начинает ощущать гемоглобиновую горечь.
— Вы можете ехать, — тем временем замечает врач, — мы обязательно вам сообщим об исходе операции.
Он даже не догадывается, насколько тяжело мне выполнить эту просьбу. Вот так вот взять и уехать? Как? Нет, я сомневаюсь, что от того, что я заночую здесь, на этом диванчике, исход операции может как-то измениться, но… Вдруг? Если я уеду — нить между мной и мамой натянется очень туго. Вдруг порвется?
Дурацкая мистика! Дурацкая привычка при приступе паники сваливать все на какие-то случайности.
— Не теряйте времени, — Яр отпускает врача за меня, а затем крепко обнимает мои плечи, позволяя мне вцепиться в его теплые ладони своими ледяными пальцами. И делает он это абсолютно без подтекста, просто для того, чтобы сейчас быть ко мне ближе. Я это очень ясно ощущаю сейчас.
И вроде под моими ногами ходит ходуном земля, но именно его руки позволяют мне сейчас не развалиться на части.
И я разворачиваюсь к нему, утыкаюсь лбом в его рубашку и меня начинает трясти. Ни единой слезы не льется из глаз, но со спины, наверное, кажется, что я бьюсь в беззвучной истерике.
Наверное, так бы и было. Именно истерика, бессмысленная и беспощадная, опустошившая бы меня впоследствии досуха, до трех недель апатии. Так бы и было. Если бы я не держалась за Ярослава Ветрова сейчас.
— Викки, — Яр успокаивающе проводит ладонью по моей спине, и я все-таки беру себя в руки, чуть отодвигаюсь, чтобы взглянуть в его лицо.
Викки — звучит безумно тепло. Наверное, именно поэтому я и не любила, когда кто-то так же пытался меня называть. У меня был эталон. Каждое слово которого звучало с глубоким признанием чувств ко мне. И никто кроме Яра так меня называть так и не смог.
— Тут отличный кардиохирург, слышишь? — теплая ладонь подставляется мне под щеку, и я жмурюсь, пытаясь взять и спрятаться от этого мерзкого мира в ней. — Лучший в Москве. Сюда даже Карим ложился, когда у него что-то забарахлило. Он кому попало свою жизнь не доверял.
С ума сойти, Яр и вправду меня успокаивает. Просто успокаивает, ничего больше. Или, может, я от паники все забыла и не очень-то сейчас соображаю?
— Поехали к Маруське, — я все-таки это произношу, хоть это и дается мне огромной кровью, — мы и так уже слишком сильно напрягли Влада.
— Забей, — Ветров улыбается одними губами, проскальзывая по одной из прядей моих растрепавшихся волос двумя пальцами, и мне хочется перестать дышать в эту секунду, — он уже пообещал, что включит это в мой счет. И я, мол, дорого ему заплачу за услуги бэби-ситтера.
Смешно. Смешно и ужасно смеяться сейчас, когда мама там, в операционной, уже готовится.
Но все же так я хотя бы отвлекаюсь от той паники, что сейчас пытается разорвать меня на клочья.
Разумеется, кто нам даст уйти просто так? На ресепшене нас ждет очень приветливый администратор, и по одной только благожелательной улыбке я понимаю — нам уже подготовили счет. И паника накатывает на меня снова.