Мой бывший бывший-2

— У тебя глаза… живые, — медленно сообщает мне мама, а потом сама тянется к оставленной на столешнице чашке, — я давно тебя такой не помню.

— Такой — это какой? — вопреки тому, что мне сейчас говорят, я хочу ежисто вздыбить иголки в боевом ирокезе.

— Свободной. Спокойной. Счастливой, — мама поживает плечами, — ты можешь говорить все что угодно, милая, но я видела тебя какой угодно за эти восемь лет, но не такой, как сейчас.. Даже в минуты, когда ты выходила победительницей из сложной ситуации, даже когда ты бегала на свидания с другими мужчинами — и не закатывай глаза, я знаю, что ты бегала, ты все равно не была счастлива до конца. Даже наполовину не была. А сейчас ты выглядишь так, будто все в мире вдруг взяло и встало на свои места.

Мне нечем крыть подобные откровения.

Я просто закусываю губу и молча заклеиваю коробку скотчем. Жду, когда мама продолжит, когда уже настанет время моей порки, а оно все никак не настает.

И не настает…

— Думаешь, я совсем с придурью, да? — мое самоосознание звучит неожиданно негромко. — Ведь он уже портил мою жизнь, а я… Да, я с ним временно, ненадолго, но… Я же с ним.

— Я не знаю, что тебе тут сказать, милая, — мама задумчиво перетирает ложки перед упаковкой, — возможно, да, дело в придури. Только так ли это однозначно плохо?

— Мама! — даже прибауточки Вознесенского меня не возмущали как эта мамина капитуляция на Ветровскую сторону. — Разве ты не должна меня пытаться отговорить?

— А ты хочешь, чтобы я тебя отговаривала? — мама насмешливо поднимает брови. — Если тебе нужно подурить голову моему бывшему зятю — то почему я должна этому препятствовать?

— Потому что… — я даже запинаюсь, пытаясь сформулировать это более внятно, — он ведь может повторить тот же номер, снова…

Мама молчит некоторое время, но по её глазам очевидно — это не она сдалась, она просто ищет наиболее подходящие слова для ответа.

— Ты сейчас — не юная девочка, милая, — наконец вздыхает она, — и ты сама говорила, твоя нынешняя работа — на ней тебя держат за знание языка и твои личные качества, а не связи твоего бывшего мужа. Навредить тебе сейчас сложнее. Да и будет ли он это делать? Это ты должна понять сама. Как и то, как тебе с Ярославом поступать и что делать.

Черт возьми, вот именно этого пожелания мне сейчас и не хватало.

Хотя нет, ремень я бы все-таки поняла лучше!

Когда возвращается Ветров с Маруськой — я все еще в процессе сбора «предметов первой необходимости», и нужно сказать — то, что я уже собрала, без грузчиков и грузовой машины увезти будет сложно. Одним багажником тут точно не обойдешься.

Яр оценивает это все скользящим взглядом, вздыхает и выходит на лестничную площадку организовывать и первое, и второе необходимое. Иногда он меня дьявольски радует своей сообразительностью.

— Мама, мы правда переезжаем? — у Маруськи такие огромные глаза, что в них можно и утонуть, если чуть попристальнее вглядеться.

— Да, бусинка, — я притягиваю к себе мелкую и успокаивающе вдыхаю запах её растрепанной макушки. Должна же оставаться в мире хоть одна точка опоры, раз уж я позволила всему в моей жизни закрутиться в бешеном смерче имени Ярослава Ветрова.

Умереть не встать, он помогает мне с переездом, чтобы на эти две недели «доступ к телу» был не так затруднен.

Блин, есть же менее дорогие и трудозатратные варианты. Позвонил бы Кристине, она бы, поди, обрадовалась. Глядишь, и перестала бы на меня так смотреть, будто я её в пыль разорила и последний кусок хлеба изо рта вынула.

— Машунь, скажи, ты очень сильно расстроишься, что придется все-таки менять школу? — так как я прекрасно знаю свою дочь, я не договариваю окончание фразы, гласящее «потому что если расстроишься — я расстрою уже твоего папу длинным и мотивированным посылом».

— Не, — Маруська мотает подбородком, — мне папа про новую школу рассказал. Там очень круто, мне интересно.

У меня возникает смутное ощущение, что Ветров знал, что я попробую отбрыкаться от переезда через Маруську, и заранее провел агитационную работу. И кто он после этого?

— Иди проверь, все ли я взяла из самого нужного, — я подталкиваю мелкую к её комнате, а сама вздыхаю. Ввязалась же я в это…

— Мы же договаривались на “самое необходимое”, — смеется Ветров, когда вызванная им машина оказывается забита нашими с Маруськой вещами почти под завязку.

— Если ты хочешь сказать своей дочери, что её любимая кружка с единорожкой — это не необходимое, и что без боксерской груши можно пережить пару недель — я тебя не держу, — коварно сообщаю я, — позвать ее? Вон она, на качелях болтается.

— Викки… — Ветров заходится глухим, пробирающим насквозь смехом, ловит меня за талию зарывается в волосы лицом. Его смешинки будто проходятся по моей коже волной тепла, заставляя на несколько минут прикрыть глаза и ощутить, как спокойно становится на сердце.

— Ты такая потрясающая зараза, — ласково сообщает мне Яр, притягивая меня к себе.

— Не забудь сказать моей маме спасибо, — бурчу я, а затем хлопаю его по ладоням, — отпусти, здесь Маруська.