Приближенность к источнику власти — мечта и смысл существования в традиционной русской системе ценностей. Заиметь личным цензором самодержца — предел мечтаний имперских литераторов что при Николае, что при Сталине. Для Пушкина это — удавка. Он не мог ни поехать куда-либо, ни жениться без высочайшего разрешения, переданного через Бенкендорфа. Весь «свет», все друзья и знакомые Пушкина много времени проводили в заграничных путешествиях. Пушкин страстно мечтал уехать за границу, но на его прошения главный жандарм передавал отказы царя. Оскорбительным было даже его камер-юнкерство как пропуск на придворные балы для жены. Его держали в узде. Объятия империи для поэта ненамного лучше гонений.
Пушкин был заложником власти, которая, с одной стороны, делала кнутом цивилизацию в стране озлобленных рабов возможной, а с другой, ненавидела свободное слово, не давала культуре дышать. Собственное государство было, да и остается через столетия главным врагом страны. По формулировке Герцена: «Государство расположилось в России, как оккупационная армия».
«Представителя имперского духа» Пушкина империя душила в своих объятиях. Поэт мучительно искал выход из этих объятий и нашел его только в смерти.
Смерть стала его последней заповедью. До него русские стихотворцы еще не знали, что смерть — это последний текст. Свой конец, убийство поэта на дуэли, Пушкин предвосхитил — с присущей ему самоиронией — в «Евгении Онегине». И Ленский, и его создатель могли избежать дуэли, но для обоих это была единственная возможность защитить чувство собственного достоинства.
Каждый русский поэт ведет с Пушкиным пожизненный диалог. «Я люблю вас, но живого, а не мумию». Задушенный чекистскими объятиями Маяковский заканчивает разговор дуэлью с собой. Пушкин спас Маяковского этим выстрелом.
Может быть, это главный урок, который дал Пушкин: смысл жизни не в выживании, а в сохранении человеческого достоинства. Защитить честь и достоинство можно только всей своей жизнью. Оставаться самим собой до конца. Этому нельзя научить. Это можно только показать. Он показал это в поединке на Черной речке.
Пойдя за коммунистами в начале XX века, русские отказались от Христа, но «сбросить Пушкина с парохода современности», как призывали революционные поэты, оказалось невозможно. Здесь рука была поднята на действительно святое.
В России произошло именно то, чего боялся и что предвидел зрелый Пушкин. Страна рухнула в свободу, обернувшуюся кровавым хаосом. Первым делом заполыхали библиотеки. И для возвращения порядка понадобилась невиданная по жестокости диктатура.
Со времен Пушкина и Николая I земному царю уже недостаточно быть помазанником Божьим, власть правителя еще должна быть освящена и литературой, второй русской властью, именно поэтому при Сталине режим так заботился об увековечивании памяти русских классиков. Если православные цари основывали право владеть телами и душами своих подданных законами неба, то коммунисты легитимировали диктатуру партии «научными» тезисами: «Учение Маркса всесильно, потому что оно верно». Однако по-настоящему «освятить» власть в России могли только поэты и писатели. Устанавливая везде памятники классикам, тюремное государство стремилось показать себя праведным. Своими мраморными изваяниями классики символически поддерживали превращение всей страны в ГУЛАГ. Ритуальное поклонение великим гуманистам отбрасывало отсвет гуманности и на сам режим.
Всенародный лагерь пытался путем поклонения Пушкину получить от него «духовную» легитимацию.
В 1937 году трясущиеся от страха вожди заявили со всех юбилейных трибун: «Был вашим, стал нашим!» Патриотический треск вокруг Пушкина, поднятый по указу политбюро, должен был заглушать треск расстрелов. Кто сомневается, что «наше все» пошло бы по 58-й вместе с Толстым, Достоевским и другими, доживи они, по делу о каком-нибудь «заговоре классиков»? И их тексты исчезли бы для страны, как исчезли тексты Бунина, Мандельштама, Бабеля, Платонова.
Какой-то злобный Дионис дал русской власти способность превращать все, к чему она прикоснется, в такое же смердящее, как она сама. Калининская областная газета «Пролетарская правда»: «18 февраля — день погребения Пушкина — будет ознаменовано в Пушкинском районе большими торжествами. Из Москвы, Ленинграда, со всех концов страны сюда приедут делегации рабочих, колхозников, красноармейцев, научных работников. <…> Перед домом поэта будет проведен митинг, в котором примут участие приехавшие в Пушкинские Горы делегации и колхозники, которые съедутся на торжества со всего района. Около двух часов будет открыт парад-карнавал. Все участники карнавала будут одеты в костюмы пушкинских героев. <…>