— По крайней мере, в том, что касается Корисанда, мы с тобой сейчас ближе, чем Теллесберг, — подчеркнула она. — И даже наличии морских линий связи, семафоров там и тут — или отсюда до Эрейстора, если уж на то пошло — сейчас работает на нас, а не на «Группу Четырёх». Мы можем доставлять депеши в Менчир намного быстрее из Черайаса.
— Это помогает, — согласился Кайлеб. — На самом деле, говоря о семафоре, мы реально находимся здесь в лучшем положении, чем в Теллесберге, поскольку Черайас намного ближе к нашему географическому центру. Однако это не то же самое, что быть в Корисанде, чтобы самому следить за происходящим. И, если уж на то пошло, я не слишком рад тому, что мне пришлось отправлять их по суше через Зебедайю, даже если мы лично проверили семафорных диспетчеров, — добавил он чуть кисло.
— Нет, это не то же самое, что быть там, — признала она. С другой стороны, они оба знали, почему он всё ещё не был в Менчире, лично наблюдая за включением беспокойного княжества в Империю. И полностью отбрасывая в стороне все личные причины — включая ту, которая только начинала сказываться на её фигуре — она была рада, что «домой» в Черайас его привёл не хладнокровный политический расчёт, который, похоже, оправдался на практике. Шарлиен не была настолько глупа, чтобы думать, что граф Каменной Наковальни и граф Тартарян навсегда закроют крышку над многочисленными и разнообразными кипящими обидами завоёванного княжества. «Спонтанные» уличные демонстрации в Менчире — и как признала она сама, довольно многие из них действительно были спонтанными, полностью независимыми от действий таких людей, как Пейтрик Хейнри — были зловещим признаком тяжёлого шторма прямо над горизонтом. Но по данным СНАРКов Мерлина было очевидно, что было бы ещё хуже, останься Кайлеб в Корисанде. По крайней мере, в отличие от Кайлеба, Каменная Наковальня и Тартарян были корисандийцами. И, по крайней мере, они управляли Корисандом (во всяком случае, официально) как регенты князя Дейвина, а не от имени чужестранца-завоевателя. Каждый по-прежнему мог видеть этого чужестранца-завоевателя, скрывающегося прямо за пустующим троном Дейвина, но это всё ещё давало им определённую степень легитимности в глазах корисандийцев, которой вице-король генерал Чермин просто не мог наслаждаться.
Конечно, это была своя собственная банка с червями. И к тому же это была особенно дёргающаяся банка.
«Хотела бы я не сочувствовать Айрис так сильно, как сочувствую, — мрачно подумала она. — И я знаю, что не могу позволить этому сочувствию влиять на меня. Но я также знаю, каково это, когда убили твоего отца. Я точно знаю, что это может сделать с кем-то, и как бы сильно я ни презирала и ни ненавидела Гектора Дейкина, он был её отцом. Она любила его, любила его так же сильно, как я любил своего, и она никогда не простит Кайлеба за то, что его убили, так же как я никогда не простила Гектора за то, что он заказал убийство моего отца».
Шарлиен Армак слишком хорошо осознавала горько-ироничные параллели между собой и Айрис Дайкин, и, несмотря на свою собственную жгучую ненависть к Гектору Корисандийскому, она действительно испытывала глубокое, пронизанное болью сочувствие к выжившим детям-сиротам Гектора. И если на лице Сэйфхолда и был один человек, который никогда бы не стал недооценивать, насколько опасной может быть пылающая решимость «простой девушки» отомстить за это убийство, то это была Шарлиен из Чизхольма.
«Что только заставляет меня ещё больше беспокоиться о Ларчросе, Штормовой Крепости и всех их проклятых друзьях и соседях. Если бы только мы могли просто взять и арестовать их всех за то, что, как мы знаем, они делают».
Это, однако, было единственной вещью, которую они совершенно не могли сделать. Кайлеб был прав, когда решил, что не может просто заменить побеждённых князей и дворян людьми, которые неизбежно будут рассматриваться как его фавориты. Нет, он должен был оставить законных дворян, которые поклялись ему в верности, на месте… до тех пор, пока у него не появится неопровержимых доказательств того, что упомянутые князья и дворяне виновны в государственной измене. Но, поскольку они не могли представить доказательства со СНАРКов ни в одном открытом суде, это означало, что всё, что они могли сделать, это внимательно следить за тем, что Мерлин окрестил «Северным Комплотом».