Могучая крепость (ЛП)

В теле сэра Гвилима Мензира не было ни капли пораженчества, но он был реалистом, и даже добавив «Талисман» к кораблям, уже находящимся в компании с «Танцором», у него осталось бы их только восемь. Восемь… и только четверо из них были действительно чем-то, что он назвал бы манёвренным. «Каменный Пик» и «Танцор», конечно, такими совсем не были. «Дамочка», одно из его переоборудованных торговых судов, лишилась фок- и грот-мачты. Она была в немногим лучшей форме, чем «Танцор», а её ремонт шёл медленнее. «Лавина», ещё одно переоборудованное торговое судно, потеряла свой утлегарь и бушприт, когда с головой нырнула в огромную волну. Общая площадь парусов, которую она потеряла, была не так уж велика, но кливера были особенно важны, когда дело доходило до маневрирования. Что ещё хуже, она потеряла все четыре основных штага, которые удерживали сложную конструкцию от фок-мачты до бушприта, обеспечивая каждую частичку её несущей конструкции, что серьёзно ослабило всю структуру её такелажа. Её команда использовала запасной грот-брам-стеньгу в качестве временной замены, прикрепив её к остаткам разбитого бушприта, но та выступала вперед едва ли на двадцать футов. Это была плохая замена первоначальным девяноста футам длины бушприта и утлегаря. Сейчас они натягивали новые штаги — или, во всяком случае, работали над этим — но даже после того, как они это сделают, её фок-мачта будет гораздо более хрупкой, чем до шторма.

«Ударник» и «Погибель», были двумя его галеонами, у которых остались неповреждённые мачты. В такую погоду, при любой форе на старте, они должны были быть в состоянии показать блестящую пару пяток любому доларскому галеону, когда-либо спущенному на воду. За исключением того, что ни один из их товарищей не мог сделать то же самое.

Гвилим Мензир тщательно обдумал свои ограниченные возможности и альтернативы. И затем, не колеблясь, принял своё решение.

— Передайте сигнал на «Ударник» и «Погибель», будьте любезны, — тихо сказал он.

— Да, сэр, — так же тихо ответил лейтенант Ражман.

Через несколько минут пестрая связка флагов развевалась на ветру, жёсткая и накрахмаленная, как кованый металл. Сам Мензир не поднял глаз на сигнал, хотя и увидел, как некоторые члены команды «Танцора» вытянули шеи, когда флаги развернулись. Каждый человек на борту знал, что говорилось в сигнале; Мензир согласился с Рейфом Махгейлом, что они имели право знать — что решил их адмирал, и почему именно он так решил.

Ответ был достаточно прост. «Танцор», «Каменный Пик», «Дамочка» и «Лавина» не могли сбежать. «Ударник», «Погибель» и — возможно — «Талисман» могли бы. Так что те, кто не мог, собирались прикрыть побег тех, кто мог.

Битва с коэффициентом восемь к одному могла иметь только один исход. С другой стороны, вытянуть короткую спичку с коэффициентом десять к трём было не лучше, когда придёт время. Если уж на то пошло, вообще говоря, не было никакой уверенности, что «Талисман» сможет оторваться от своих преследователей. Но таким образом, у тех, кто мог бы оторваться, был бы лучший шанс сделать это, а Тирск, как минимум, считался благородным человеком. Когда придёт время кораблям Мензира принять удар, он надеялся, что они поймут, что это правда.

Он смотрел, как «Ударник» и «Погибель» ставят больше парусов, начиная сильнее наклоняться под давление ветра, в то время как «Каменный Пик», «Дамочка» и «Лавина» повернули к невидимому, далеко на севере, побережью Тигелькампа, так что ветер стал дуть им почти в корму, выстроившись в боевую линию впереди и за кормой «Танцора»… прямо наперерез курсу доларцев.

— Поднять Сигнал Номер Один, капитан Махгейл, — сказал Мензир, наблюдая, как «Талисман» всё ближе и ближе приближается к его усечённой боевой линии. Теперь все четверо преследователей Кларксейна стреляли из своих погонных орудий, и он даже увидел развеваемый ветром клуб порохового дыма с бака ещё одного доларского галеона, гораздо дальше за кормой.

Он услышал радостные возгласы, когда сигнал — «Вступить в бой с врагом» — поднялся на реях «Танцора», но они были более приглушенными, чем обычно, эти радостные возгласы. Не менее решительные, но без высокого, уверенного в себе драконьего рычания, присущего возвышенной черисийской уверенности, осознания того, что Черис безраздельно властвует везде, где есть солёная вода. Он не винил за это людей. Действительно, его сердце преисполнилось гордости от того, что они вообще выражали всеобщее одобрение, даже когда сам он плакал внутри из-за того, что собирался потребовать от них.