— Что же касается того, как я это обнаружил, то, хоть я и хотел бы поставить это себе в заслугу, но я не могу. — Дачарн был не единственным, чьи глаза распахнулись от изумления, когда Жаспер Клинтан отрёкся от заслуг в раскрытии заговора такого масштаба, как тот, который он только что описал. — Так получилось, — продолжил он, — что кто-то, кто был завербован заговорщиками и узнал, что они на самом деле замышляют, обратил на него моё внимание.
— Кто? — Дачарн услышал свой собственный требовательный голос.
Клинтан некоторое время молчал, почти задумчиво смотрел на него, а затем кивнул. Он с лёгким кряхтением отодвинул свой стул, прошествовал к двери в комнату и открыл её.
— Да, Ваша Светлость? — спросил Инквизитор в пурпурной сутане за дверью.
— Приведи его, — решительно сказал Клинтан.
— Сию секунду, Ваша Светлость.
Инквизитор поклонился, затем повернулся и быстро пошёл по коридору, в то время как Клинтан вернулся на своё место за столом. Он снова сел, скрестил руки на груди и сидел молча, ожидая.
Ожидание было не таким долгим, как казалось — Дачарн был уверен в этом — но, казалось, прошла вечность, прежде чем дверь снова открылась и Инквизитор вернулся. Его сопровождал ещё один мужчина, на этот раз в белой с оранжевой отделкой сутане архиепископа.
— Я полагаю, что все вы знаете архиепископа Хэнки, — сказал Клинтан.
Глаза Дачарна сузились. Он конечно же знал Никласа Стантина, архиепископа Хэнки, хотя и не очень хорошо. Их пути пересекались несколько раз, особенно когда речь заходила о деталях финансов Хэнки, но по-настоящему он никогда Стантина не знал. Теперь он рассматривал явно напуганного человека, стоящего перед ними, гадая, что скрывается за этим изысканно скроенным фасадом. В карих глазах Стантина было что-то тёмное, и его руки заметно дрожали, прежде чем он спрятал их в рукавах сутаны.
— Никлас пришёл ко мне в прошлом мае, — продолжил Клинтан. — Он разыскал меня, потому что ему стало известно о поистине ужасном заговоре так называемых людей Божьих прямо здесь, в викариате. Они обратились к нему, и в течение некоторого времени, как он открыто признаётся, он позволил обманывать себя и попасться на их ложь. Они убедили его, что их целью было просто «искоренить» некоторые «злоупотребления» внутри Матери-Церкви. — Великий Инквизитор тонко улыбнулся. — Похоже ли это на то, что мы слышим из других стран о «Реформистах», топчущих друг друга в своём стремлении предать Мать-Церковь Стейнейру и его еретикам?
Дачарн почувствовал, как у него упало сердце, когда он понял, какой резонанс поднимет этот вопрос у других испуганных викариев. Действительно, он увидел огонёк в глазах Трайнейра, и по выражению лица Мейгвайра было очевидно, что тот был готов использовать любые средства, необходимые для подавления любого «заговора Реформистов», исходящего изнутри Храма.
— Сначала Никлас был настолько впечатлён их очевидной искренностью и набожностью, что позволил себя обмануть, — продолжил Клинтан, позволив им полностью осознать его вопрос. — Со временем, однако, он пришёл к пониманию, что их действительные цели были гораздо более зловещими. А потом разразилась эта история с Черис. В своём стремлении воспользоваться возможностью, которую, по их мнению, она предоставляла, они совершили ошибку, зайдя слишком далеко в открытую, и он начал видеть вещи, которых не видел раньше, в том числе свидетельства глубоко скрытого личного разложения. Я думаю, он был по понятным причинам испуган — как тем, что он обнаружил, так и тем, как Мать-Церковь и Управление Инквизиции могут отреагировать на его собственное участие. Ему потребовалось некоторое время и много молитв, чтобы осознать, что его долг — довести всё это до моего сведения. Изложить это мне, чтобы Мать-Церковь могла защитить себя от этого нападения из ночи. Он понимал, какому личному риску подвергался, сообщая мне об этом, но всё же был полон решимости сделать это, и он это сделал.
«Ты имеешь в виду, что он был так напуган тем, что ты сделаешь со всеми ними, если узнаешь сам, что пришёл к тебе, чтобы продать остальных и купить для себя лучшие условия, которые только мог», — холодно подумал Дачарн.
— Можем ли мы услышать это от самого архиепископа Никласа? — спросил Трайнейр болезненно нейтральным тоном.
— Конечно, можете. — В голосе Клинтана прозвучало почти раздражение, как будто он не мог поверить, что у Трайнейра мог вообще быть какие-то вопросы, и он взглянул на ожидающего, молчаливого архиепископа. — Расскажи им, Никлас.
— Да, Ваша Светлость, — ответил Стантин.
Он посмотрел на трёх других викариев, откашлялся и с трудом сглотнул. Затем он глубоко вздохнул.