Мое преступление

– Это была очень длинная золотая заколка. Наверху выгравирована голова обезьяны или нечто подобное, – продолжал священник. – И закололи ее весьма необычным способом. А еще мужчина носил пенсне и широкий черный…

Хозяин гостиницы продолжал сидеть неподвижно и глазеть на море. Вот только взгляд его изменился, словно теперь он принадлежал другому человеку. А затем этот человек потрясающе быстро взмахнул рукой.

Отец Браун стоял спиной к собеседнику и в тот краткий миг вполне мог бы замертво упасть ничком. У Фламбо оружия при себе не было, но его мощные загорелые ладони свободно расположились на краю длинной железной скамьи. Плечи Фламбо резко дернулись вниз, и он взметнул тяжеленную скамью над головой, словно топор палача. Вздернутая вертикально вверх, длинная скамья напоминала железную лестницу, с помощью которой человек способен достичь звезд, а величественная тень Фламбо в лучах неяркого вечернего света походила на тень великана, вздумавшего отшвырнуть со своего пути Эйфелеву башню. Именно это шокирующее видение, а сразу вслед за ним – лязг и скрежет железа заставили незнакомца вздрогнуть и отскочить, а затем стрелой помчаться в отель.

Блестящий плоский кинжал остался лежать там, где хозяин гостиницы обронил его.

– Убираемся отсюда, и чем быстрее, тем лучше! – воскликнул Фламбо, отшвырнув тяжелую скамью в сторону моря, словно пушинку.

Затем он подхватил маленького священника под локоть и потащил его за собой в серую мглу заднего двора, где ничего не росло, но в конце которого виднелась закрытая садовая калитка. Фламбо безмолвно поколдовал над ее замком и спустя пару мгновений бросил:

– Заперто.

Не успел он произнести это, как его шляпы коснулось черное перо, упавшее с одной из декоративных елей, и соскользнуло на землю. Оно напугало Фламбо едва ли не сильнее тихого далекого выстрела, донесшегося мгновением позже. Тут же послышался еще один выстрел, и пуля ударила в калитку, заставив ее вздрогнуть.

Плечи Фламбо вновь напряглись. Поднатужившись, он вырвал дверь вместе с тремя дверными петлями и замком, а затем устремился в пустой проем, защищая спину дверной калиткой, подобно Самсону, уносящему с собою врата Газы.

Третья пуля выбила облачко снега и каменной крошки возле его каблуков как раз тогда, когда он, отшвырнув калитку к садовой стене, без лишних церемоний подхватил коротышку-священника, забросил его себе на плечи и со всех ног помчался по направлению к Сивуду, а ноги у него были очень даже длинными. Он одолел не меньше двух миль, прежде чем позволил своему другу вновь почувствовать под собой почву.

Их бегство сложно было назвать достойным отступлением (несмотря на то что классическая история Анхиза, вынесенного Энеем из Трои, пытается доказать нам обратное), однако отец Браун все это время не переставал широко улыбаться.

Когда приятели достигли окраины города, где уже не стоило опасаться, что преступник вновь нападет на них, и возобновили более привычную прогулку, Фламбо после короткой паузы раздраженно заметил:

– Знаете, хоть я понятия не имею, во что мы ввязались, но все же пока доверяю собственным глазам. И они говорят мне: вы никогда не встречали человека, которого так точно описали.

Отец Браун немного нервно прикусил палец:

– Вообще-то встречал… в определенном смысле. Да, встречал. И действительно было уж очень темно, чтобы как следует его разглядеть, потому что я увидел его под той самой эстрадной сценой. А еще, боюсь, я описал его не слишком точно, ведь пенсне валялось под его телом, сломанное, а длинная золотая заколка пронзила вовсе не сиреневый шарф – она была воткнута прямо в сердце этого человека.

Понизив голос, Фламбо спросил:

– Как я понимаю, наш приятель с безжизненными глазами поспособствовал этой смерти?

– Я надеялся, что он был всего лишь косвенным соучастником, – озабоченно откликнулся отец Браун. – И возможно, моя затея напрасна. Я действовал импульсивно, а корни этого дела, как мне теперь кажется, уходят глубоко во тьму.

Молча они миновали несколько улиц. В холодных голубых сумерках один за другим начали загораться желтые фонари. Очевидно, Фламбо и отец Браун забрели в центральную часть Сивуда. Стены вокруг были обклеены аляповатыми афишами, возвещающими о боксерском поединке между Мальволи и Грязным Нэдом.