Мое преступление

С некоторых пор стало очевидно, что эта «тень злосчастья» (которую один поэт-агностик назвал «та скверна, что подточит мир») накрывает всю цивилизацию, как будто пребывающую в полной силе и славе, – и я, наверно, причиню боль многим, сказав: именно так может проявляться первородный грех, который все-таки существует, как ни старайся числить его по ведомству исторических легенд. Однако сейчас мне хотелось бы сказать несколько слов о том, чего не найдешь и в исторических легендах. О поистине великой, героической истории несостоявшейся свадьбы, медового месяца, которого никогда не было – и обстоятельства которого я именно по этой причине стремился изучить как можно более тщательно. Очень примечательный факт: мы с полным основанием признаем, что счастливая любовь, несомненно, является естественной для человечества, потому она ему и дарована, – но не можем указать исторический пример счастливого брака и великой любви между знаменитыми историческими личностями, даже теми, кто явно были этого достойны. Между тем брак великого мужчины и великой женщины, согретый счастьем великой любви и не омраченный никакими сторонними обстоятельствами, мог бы стать чем-то грандиозным – и привести к событиям, соизмеримым с последствиями самого первого брака, заключенного еще в Эдеме.

Любой, кто после этих слов обвинит меня в пессимизме, обращенном на брак и любовь простых людей, будет неправ. Я имею в виду нечто полностью противоположное. Миллионы людей были счастливы в любви и браке, достигнув обычного человеческого счастья, но такой брак всегда заставляет помнить о первородном грехе, ибо обыденная жизнь невозможна без смирения, прощения и принятия очень многих вещей такими, какие они есть, поскольку исправить их не дано. Однако нет и не было ни единого Великого Примера, идеального брака, который на века остался бы скрижалях истории как славный памятник. То есть памятников-то много, но все они, часто и в самом деле высеченные из чистого мрамора, привезенного с недоступной вершины высочайшей горы, неизбежно ослаблены трещинами, рассекшими мраморную глыбу еще до того, как из нее начали вытесывать монумент.

Святой Людовик, самый благородный рыцарь Средневековья, был куда менее счастлив в своем браке, чем во всех других свершениях. Данте не женился на Беатриче: он потерял свою любовь еще в юности и снова нашел ее в раю… или во сне. Нельсон был великим любовником, но мы не можем сказать, что любовь сделала его более великим: во всяком случае, в Неаполе она побудила его совершить единственный не великий поступок в жизни[93]. Эти исторические примеры легли в основу легенд и породили традиции – увы, трагические традиции. И литературная традиция, в свою очередь порожденная ими, тоже сделалась по преимуществу трагической. Согласно ей, даже совершенная любовь обязательно должна продемонстрировать изощренное несовершенство и, безусловно, принести страдания очень несовершенным людям, которым выпала беда ее испытать. Главный герой не способен усвоить никаких жизненных уроков, кроме умения непрестанно опаздывать и ошибаться; главная героиня не может вдохновить его ни на что, кроме поражения; тот, кому надлежало продолжить дело Цезаря, влюбившись, теряет разум и волю, а его возлюбленная удостаивается сперва недоброжелательного сравнения со змеей, а потом и прямого с ней контакта; и вообще мужчину ослабляет любовь, а женщину – любовники. Судьба Антония и Клеопатры воспринимается как прекрасная история любви именно потому, что это несовершенная история любви. Она отражает наличие на любовном пути преград, недостойных и неуместных поступков, колебаний, безнадежно искаженных всем этим прекрасных страстей и великих, дивных, но нереализованных желаний; да, отражает – но зеркально, причем зеркало это треснуло. Я убежден, что поэты никогда не перестанут писать об Антонии и Клеопатре, но все, что они пишут, будет неизбежно выдержано в тоне тех строк великого французского поэта наших дней, где мы видим римского воина, который смотрит в непостижимые глаза египетской царицы – и в глубине ее зрачков различает пенные гребни волн, вспышки огня, блики на поверхности моря, под которой исчезают последние его корабли.

В связи с этим решу потревожить память еще одного воина, чья судьба тоже связана с морскими волнами, блеском оружия и высокими штевнями боевых галер, – и еще одной женщины, легенда о которой нередко оказывается сплетена с легендой о змее´, точнее, о зме´е-искусителе. Никто не усомнится в женственности змеи, подчеркиваемой красотой ее разноцветной чешуи и гибким изяществом извивов, но та женщина, о которой я говорю, не была змеей. Она была женщиной в полном смысле слова – и это признают даже те, кто считает ее олицетворением зла. А мужчина – он был не просто воином, но победоносным флотоводцем. Его великие корабли вошли в историю как провозвестники благородного освобождения – и в своей главной битве он не потерял империю, но спас мир.