Сидящий на краю кровати незнакомец снова снял маску. Под ней больше не было человеческого лица. Теперь там оказалась черная морда твари, огромного насекомого. Покатая и лоснящаяся морда, по бокам которой чернели круглые глаза без зрачков, большая пасть была полна длинных игольных зубов. Блоха. Гигантская блоха в пальто!
Тварь открыла пасть, и на красный шарф закапала вязкая желтая слюна.
– Я сожрал столько детей… – прошипела блоха, – столько детей… В этом городе не осталось ни одного приюта. Мои куклы спрашивают меня: «Хозяин, почему в Габене нет ни одного детского приюта? Куда делись все сироты?» Дело в том, что Гудвин сожрал всех сирот, но никто не заметил. Слепота и равнодушие… Я так их… люблю… просто обожаю…
Блоха наклонилась к мальчику, ее пальто распахнулось, и наружу вылезла еще одна пара конечностей – две покрытые мерзкими редкими волосками черные блошиные ноги.
Калеб дернулся изо всех сил, пытаясь отстраниться…
Он упал с кровати, завопил и проснулся.
Дверь распахнулась, и в комнату вбежал перепуганный Джонатан. Увидев, что сын лежит на полу, жалко и безвольно шевеля руками, он бросился к нему, поднял его и положил на кровать.
– Папочка… – прошептал Калеб. Его лицо было мокрым от пота и слез. Он задыхался.
– Что случилось, Калеб? Что случилось, малыш?
– Г-где он? К-куда он делся?
Джонатан ничего не понимал. Нервно оглядев Калеба, он убедился, что с ним вроде бы все в порядке, – сын тяжело дышал, но никакого недомогания, кажется, не испытывал.
– О ком ты говоришь, Калеб? – спросил он. – Кто делся?
– Х-хозяин… – прошептал Калеб.
– Какой еще хозяин?
– Кукольник Гудвин.
Джонатан сжал зубы. Поднявшись на ноги, он заглянул под кровать, открыл дверцы шкафа. Никого не обнаружив, он вновь поглядел на Калеба.
Мальчик сидел на кровати, трясясь от страха. В комнате никого, кроме них, не было.
– Ты просто заснул, малыш, – сказал Джонатан. – Это просто дурной сон. Его здесь не было. Просто сон…
– Но мне п-показалось…
– Не бойся, малыш, мы с мамой не подпустим его к тебе.
– Он хотел… хотел…
Джонатан подошел к окну, выглянул на улицу. Внизу все было как обычно. Серая габенская осень…
– Что он хотел?
– Он спрашивал п-п-про ми-министерство. Министерство Т-т-тайных Дел.
Джонатан удивленно обернулся:
– У нас нет такого министерства.
– Мне п-приснилось, – едва не плача проговорил Калеб. – Мне постоянно что-то с-с-снится… Я боюсь спать…
Джонатан глядел на него совершенно бессильным взглядом. Калеб слышал разговоры родителей и знал, что папа ненавидит себя за то, что ничем не может помочь сыну, за то, что не способен никак облегчить его муки.
– А доктор Д-Доу не даст мне что-нибудь… чтобы спать без снов? Ты можешь у него спросить?
– Я узнаю, сын. Прямо сейчас. Мы с мамой напишем ему. – Джонатан направился к двери. Он уже почти покинул детскую, когда Калеб негромко произнес, глядя в потолок:
– Марджори мне все уши прожужжала об этих куклах.
Джонатан замер и обернулся.
– Что?
– Моя Клотильда вся обзавидуется, – сказал Калеб, по-прежнему не сводя глаз с потолка.
Джонатан внезапно все понял и даже рот раскрыл от нахлынувшего на него осознания.
– Откуда ты знаешь? – спросил он дрогнувшим голосом. – Где ты это услышал?
Калеб будто очнулся, повернул голову и поглядел на него.
– Что? Что такое, папочка?
– То, что ты только что сказал. Где ты это услышал?
– Я не знаю… мне приснилось. Мне снится много чего плохого. А что такое, папочка?
– Ничего, малыш, – глухо ответил Джонатан и, пошатнувшись, вышел за дверь…
Дом № 24 на Каштановой улице снова наполнился шумом.
Марго глядела на Джонатана со страхом, а тот как заведенный твердил о каких-то странных вещах, о том, что все связано, что все произошло не случайно, что его и их семью выбрали заранее.
Марго пыталась утихомирить мужа, напоминала ему, что в доме больной ребенок, но он и не думал успокаиваться или хотя бы понизить голос.
– Лейпшиц-старший! – воскликнул Джонатан. Заложив руки за спину, он суматошно бродил по гостиной, задевая мебель и то, что на ней стояло. – Старый хрыч с ними заодно! Он намеренно задержал меня в конторе в тот день, чтобы я не успел в «Тио-Тио» до закрытия!
Марго ходила тенью следом за ним и возвращала все, что он опрокидывал и сдвигал, на место.
– Он и прежде тебя задерживал, – напомнила она. – Мистер Лейпшиц-старший просто строгий и дотошный начальник, вот и всё…
Джонатан ее будто не слышал.
– Лейпшиц-старший знал, что у моего сына день рождения! Что я собирался в «Тио-Тио»! – вслух рассуждал он, продолжив мысль на оборванном месте. – Я
– Может, они просто что-то напутали… – Марго принялась собирать с пола газеты и письма, которые разлетелись по сторонам, когда Джонатан задел коленом журнальный столик.