Модноверие

Спустя три дня гридень Светомысл, он же аспирант РГГУ Георгий Картузов, подъехал на стареньком пикапе к шлагбауму КПП в небольшом украинском поселке. Поселок, несмотря на свои невеликие размеры, ухитрился расположиться на территории двух стран — граница с Россией проходила между домами 15 и 17 по Колхозной улице.

Из обитого жестяным листом сарайчика не торопясь вышли два упитанных бойца Нацгвардии с небрежно болтавшимися на животах автоматами. Встали на приличном расстоянии от пикапа, всем видом давая понять, что это водитель должен к ним подойти, а не наоборот.

Светомысл заглушил мотор и вытащил из бардачка документы.

— Что делали на территории незалежной Украины, гражданин Картузов? — казенным голосом спросил один из бойцов, усатый брюнет, пролистывая паспорт Светомысла.

— Проводил разведку, — честно ответил Егорка и, увидев, как округлились глаза пограничника, быстро добавил: — Археологическую.

Ожидаемого эффекта поправка не возымела.

— Пройдемте, — приказал второй боец, положив руки на автомат и мотнул лобастой головой в сторону сарайчика.

— Пройдемте, — вздохнув, согласился Егорка.

В сарайчике он послушно сел на жесткий стул и позволил себя обыскать. Во внутреннем кармане у него лежало письмо волхва Жирослава — как уверял волхв, он лично провел обряд раскрещивания и имянаречения над одним из бойцов, дежуривших на КПП. Если, конечно, он ничего не перепутал — все-таки Жирослав был со странностями. Взять хотя бы этот парик…

Лобастый боец развернул письмо и начал внимательно читать, шевеля толстыми губами. В глазах его разгоралось недоумение.

— Глянь, Олег, — он сунул письмо усатому. — Это вроде как тебе написано.

Олег быстро проглядел письмо и велел лобастому:

— Покури пока на крылечке.

Когда тот вышел, усатый резким движением наклонился к Егорке — тот от неожиданности вжался в стул.

— Ты откуда Жирослава знаешь?

«Слава Яриле, — подумал Егорка с облегчением, — не напутал волхв».

— На Казантипе познакомились, — ответил он, как велел Жирослав. — В две тысячи шестом. Он меня в родноверие обратил, имянаречение провел…

— И какое твое нареченное имя?

— Светомысл. Там написано.

— Я вижу, что там написано, — буркнул усатый. — А мое имя он тебе называл?

— Ворон.

Ворон-Олег хмыкнул, сложил письмо волхва вчетверо и протянул его Егорке. Тот быстро помотал головой.

— Жирослав сказал, чтобы у вас осталось. Российским пограничникам о нем знать не нужно.

— Молодец, — похвалил усач то ли волхва, то ли Светомысла. — Что везешь?

— Бабу, — честно ответил Егорка. — Документы все в порядке.

— Ба-бу, — протянул Ворон задумчиво. — Эх, если б не Жирослав, не уехал бы ты, москалик, с нашей украинской бабой дальше этого КПП… Но воля старейшины — дело святое. Гони двести баксов и проваливай.

— Какие двести баксов? — возмутился Светомысл. — Там же написано…

— Там про это ничего не написано, — веско сказал Ворон. — А Старому Деду на дорожку треба грошей дать. Или тебе проблемы нужны?

Егорка понял, что проблемы у него действительно могут возникнуть и никакой Жирослав здесь ему не помощник.

— Так-то лучше, — удовлетворенно проворчал Ворон, забирая у него две зеленые купюры. Сотенные он спрятал в разные карманы — видимо, чтобы поделиться с напарником только одной из них. — Ну, гладкой дороги тебе, брат Светомысл.

5

— Что делали на территории Украины? — неприветливо осведомился лейтенант Асланбеков.

— Проводил археологическую разведку, — Егорка полез за документами. — Вот открытый лист от Института археологии в Москве, вот письмо от Института археологии Национальной академии наук в Киеве…

— И что же ты там наразведывал, разведчик? — прищурился лейтенант.

— Вот, бабу нашел, — Светомысл махнул рукой на стоявший на солнцепеке пикап. — Каменную.

— Показывайте.

Баба занимала почти весь кузов пикапа. Здоровенный каменный идол с грубо вырезанным лицом и схематично намеченными толстыми руками, скрещенными на животе, лежал, перехваченный брезентовыми ремнями, и тупо пялился в ярко-голубое майское небо.

— Какая же это баба, — сплюнул Асланбеков, — идолище какое-то поганое. Вон и борода у него.

— Это древнеславянский идол, — объяснил Егорка. — На самом деле он только так называется — каменные бабы в основном половецкие, а это, скорее всего, редкое изображение Перуна. Видите, он молнии в кулаке держит?

— Ценная, должно быть, хреновина? Если такая редкая?

Егорка, наученный горьким опытом, помотал головой.

— Как сказать — для науки представляет определенную ценность, а так…

— И что, — недоверчиво нахмурился лейтенант, — небратья тебе ее спокойно дали вывезти?

— Ну, — Егорка скорчил гримасу, — что значит «спокойно»… Обобрали, конечно, до нитки. Но ведь для науки же… Теперь ее в музее поставят. В Историческом, на Красной площади.

— Я бы такую у себя даже на огороде не поставил ворон пугать, — решительно сказал Асланбеков. — Больно уж уродливая. Ладно, давай свой паспорт.

Спустя десять минут Перун въехал на территорию России.

6