Модильяни

В то же время Зборовский не оставляет мысли устроить выставку Амедео. И поздней осенью 1917 года хозяйка престижной галереи Берта Вайль объявила, что организует первую персональную выставку работ Модильяни. Среди художников, которых она уже представила публике, были Пикассо, Ван Донген, Пассен, Утрилло, Вламинк. Решение госпожи Вайль явилось для Амедео важным этапом на пути к долгожданному признанию. Кроме того, Вайль только что открыла новую галерею на улице Тебу, 50, в IX округе Парижа. Таким образом, персональная выставка Модильяни в некотором смысле стала инаугурацией нового заведения.

Приглашения на выставку были обернуты в обложку с рисунком, изображающим обнаженную женщину с подписью: «Exposition de peintures et de dessins de Modigliani du 3 décembre au 30 dćcembre 1917»[43]. Торжества по случаю открытия выставки закончились поздно вечером в воскресенье. На следующий день, в понедельник 3 декабря, галерея распахнула двери. Желая привлечь больше посетителей, Зборовский выставил пару ню на витрину, что дало мгновенный эффект, превзошедший самые смелые ожидания мецената. У витрины столпилось много народа, раздавались возмущенные выкрики, кто-то с сальными шутками стал комментировать увиденное.

Галерея очень неудачно расположилась в непосредственной близости от отделения полиции. Шум привлек внимание комиссара Русело, который послал сержанта посмотреть, что происходит. Явившийся полицейский посмотрел на ню, вошел в помещение галереи и приказал хозяйке убрать картины с витрины. Все это еще больше подогрело толпу. Выкрики и шутки приняли оскорбительный характер.

Полицейский, не зная, что делать, вернулся в комиссариат и получил приказ немедленно доставить в участок хозяйку галереи. Берта Вайль перешла дорогу и предстала перед комиссаром Русело, который распорядился «любым способом немедленно убрать это безобразие». Дама пыталась протестовать, настаивая на том, что изображение обнаженного тела имеет древнейшие традиции и все самые знаменитые мастера так или иначе обращались к этой теме. Но все ее аргументы не возымели должного действия, и тогда она просто спросила комиссара, что такого обидного он видит в полотнах Модильяни. В ответ она услышала: «То, что у этих обнаженных видны волосы». Он имел в виду тот темный треугольник, который Модильяни всегда изображал на своих ню.

В результате первая единственная прижизненная персональная выставка Модильяни закрылась раньше срока.

Берта Вайль, вернувшись в галерею, опустила жалюзи, сами приглашенные помогли ей снять картины со стен. Однако за этот короткий срок несколько рисунков было продано, и сама Вайль купила два полотна, чтобы хоть как-то утешить бедного Зборовского, уязвленного произошедшим до глубины души.

И все же в пику не признававшей его парижской публике Модильяни остался верен свой манере, упрямо продолжая рисовать портреты и ню, совершенствуя почерк, вырабатывая и оттачивая свой неповторимый стиль, начало которому было положено скульптурой. Впрочем, в живописи Модильяни нет четкой периодизации, поэтому творческий рост художника заключался в особом психологизме его полотен, а не только в манере изображения предметов.

Все это можно отнести и к ню. Их непередаваемое очарование заключено, возможно, в единственной и неповторимой, а значит, никем не повторенной комбинации цветовых оттенков, в которых растворены необыкновенная художественная утонченность и глубокая чувственность. И в то же время они существуют как будто на грани сна и реальности, искусной материальности и лишенного всякой телесности трепета, которые в совокупности рождают ощущение светоносное™ тела.