Когда у Модильяни не было своего помещения, он работал в комнате, которую ему предоставлял Лео Зборовский в своей квартире на улице Жозефа Бара, 3. Он часто оставался там обедать. Девушка четырнадцати лет, Полетта Журден, которая была вхожа в дом Зборовских и по-семейному звалась «малышкой Полетт», часто позировала для Амедео. Она вспоминала, что ни для какого другого художника, кроме Модильяни, Леопольд Зборовский не пошел бы на такие невероятные жертвы. Збо забросил литературу, хотя «продать картины Модильяни было почти невозможно, а сам художник зачастую был просто невыносим».
Вот еще один из примеров его неуравновешенности. Однажды, когда должен был состояться сеанс, в назначенное время Зборовский так и не дождался Амедео. Натурщица была уже раздета, все готово, но художника не было. Встревоженный опозданием Моди Леопольд пустился на его поиски и дошел до квартиры Амедео. Модильяни валялся на диване, бесцельно уставившись в потолок. В ответ на все расспросы он либо молчал, либо ругался. В конце концов он решил заговорить и признался, что у него больше нет красок. Накануне Леопольд снабдил Амедео всем необходимым, но несколько часов спустя Модильяни продал краски и купил вина. С большим трудом Леопольд убедил его в том, что все произошедшее следует забыть, что вначале надо немного поесть, а это можно сделать у него дома. Они покинули квартиру Модильяни и по дороге купили новые краски.
Конечно, возможности Леопольда как мецената были ограничены, но скромность средств окупалась бескорыстной жертвенностью, великодушием, а также его особым чутьем, которое сочеталось с непонятно на чем основанной надеждой на чудесное возвращение вложенных средств.
НЕЖНОСТЬ ЖАННЫ
В феврале 1917 года Амедео встретил женщину, которая на короткий срок в горе и радости разделила его судьбу и осталась с ним до конца. Ему было уже тридцать три года, а ей — девятнадцать. После многочисленных и беспорядочных приключений к нему неожиданно пришла любовь, которая вроде бы не имеет права на существование. Хотя кто решает, иметь или не иметь? Ведь сказал же Паскаль: «У сердца есть свои соображения, неподвластные никакому разуму».
Жанна Эбютерн, как звали эту девушку, была натурой творческой. Более того, по мнению тех, кто ее знал — Фужиты, Северини и других, — она обладала талантом настоящей художницы. Жанна училась в «Национальной школе декоративного искусства и художественной композиции» при академии Коларосси — той самой, где в 1906 году учился только что приехавший в Париж Амедео.
Сказать, что Жанна стремилась стать хорошей художницей — значит не сказать ничего, если не знать истории этой девочки и ее семьи. Вся ее жизнь не была бы так трагична, если бы не необыкновенное стечение обстоятельств. Причем ее родители и брат сыграли в ее трагедии не последнюю роль. Во всяком случае, пораженный болезнью Модильяни был в этой игре не самым крайним. Отец Жанны, Ашиль-Казимир Эбютерн, был главным бухгалтером сети магазинов «Бон Марше», тех самых, которые Золя описал в своем романе
Супруги Эбютерн, честные обыватели и любящие родители со своими нерушимыми принципами и моралью, стали непреодолимой преградой на пути любви Жанны и Амедео, превратив жизнь дочери в семье в сущий ад и тем самым приблизив трагический финал. Данный пример еще раз доказывает, что между поколениями часто лежит непреодолимая пропасть.
Одна из главных загадок последней любви Модильяни, которую биографы особо подчеркивают, — то, что Жанна не отличалась особенной красотой и к тому же не принадлежала к типу женщин, который предпочитал Амедео. По нескольким сохранившимся ее фотографиям и воспоминаниям знавших ее, она была худощавой, бледной, болезненного вида девушкой с большими миндалевидными глазами. Необыкновенно женственными в ее облике были длинные каштановые волосы, обрамлявшие лицо, спускавшиеся на плечи и почти доходившие до бедер. Благодаря темно-каштановому цвету волос у нее на Монпарнасе было прозвище «Кокосовый орех». Ее близкая подруга Жермена Лабей, которая позже выйдет замуж за Роджера Уайльда, также получит прозвище по цвету волос — «Красная фасолинка».
Говорили, что будто бы Жанна так скромна, что редко кто слышал не только ее замечания или суждения, но даже сам голос. Ей была свойственна скромность, но не робость, более того, ее поведение говорит о твердом характере. Двигалась она с высоко поднятой головой, смотрела прямо в глаза, ее рукопожатие было уверенным. В общем, от нее исходило ощущение скрытой силы, хотя в загадочном взгляде ее миндалевидных глаз мелькала тень глубокой тоски. Она казалась постоянно погруженной в себя.