Модельер

Привычку говорить длинными мудрёными фразами спящий отец взял попользоваться у Сава. Но тут фразы отнюдь не такие безобидные, а вместо молока разбавлены злейшим виски. Как будто карманы этой привычки он нагрузил болтами и гайками, высыпав оттуда прежде семечки, конфетные фантики и трамвайные билеты. Влад, который в жизни очень мало дел имел с крепким алкоголем, моментально опьянел.

— Я стараюсь. Хотя я не так много о нём знаю, — сказал он вслух. Спохватился, и зажал рот обеими руками. Впрочем, тишина вокруг была непоколебима, как густой кисель в стакане; ни один малыш своими слабенькими лёгкими не смог бы вызвать на его поверхности даже ряби.

«Ты бы сначала разобрался в себе», — пожурил его папа.

Владу захотелось вернуться в свою комнату и посмотреть, на месте ли тайник с наиболее удачными рисунками. Отец, конечно, ликвидировал бы его сразу, как только нашёл. Но не сдвинулся с места; за два с хвостиком года на свободе он придумал много неплохих вещей (которые понравились ещё как минимум двум людям — Влад считал, что это неплохой критерий оценки творчества), так чем будут лучше платья, которые Влад рисовал здесь, в тюрьме? Фантазия берётся не изнутри. Все новые впечатления, которые вливаются в художника, все сердечные и душевные метания перерабатываются внутренним конвейером в фантазию. Если все впечатления — с искусственного глянца журналов, с влажного шелеста их страниц, то и фантазия будет соответствующая. Нет, пожалуй, смотреть на это не нужно.

«Я бы не хотел там копаться, — ответил Влад. — Видимо, это будет не слишком приятно».

«Презираешь себя?»

«Скорее, просто не люблю. И, папа! Я ничего не изобличаю. Я… наверное, хочу, чтобы изобличили меня».

Он очень долго молчал. Кажется, Владу удалось его удивить. Когда Влад уже начал думать, что отнц исчез, растворился, он спросил:

«Как это? Ну-ка объяснись, сын».

«Объяснения — не моя стезя. Достаточно того, что я пытаюсь делать.»

«Что же ты пытаешься делать?»

«Я покажу».

Влад протянул руки и хлопнул в ладоши прямо над лицами спящих. Маски разлетелись вдребезги, из горла отца вырвался не то возглас, не то храп, мать тихо вскрикнула. Кошка, которая тёрлась о его бок, тряхнула ушами. Владу слышался под ногами звон стекла, пока он пробирался по стенке мимо родительской кровати к окну. Последнее, что он успел увидеть перед тем, как его втянул в себя оконный проём — как взметнулось на груди отца одеяло, будто крылья взлетающих ворон. И вот Влад уже внизу, смотрит наверх, как зажигается на втором этаже свет. Он не стал ждать, пока кто-нибудь выглянет в окно. Запихав руки в карманы, Влад пошёл прочь.

В то время, как в бутике вовсю шла подготовка к релизу коллекции, Влад заперся в студии. Кажется, судьба собственных костюмов, уже отпущенных на волю, нисколько его не волновала. Дальше они должны были махать крылышками самостоятельно. Влад практически ими не интересовался.

Зато в студии творилась магия. Кнопками он пришпиливал к стенам всё новые и новые эскизы. Без остановки строчила швейная машинка. Иногда, теряя голову, Влад принимался скакать по помещению, роняя мебель и манекены, пиная их, сталкивая с глухим стуком головами. Дом был сравнительно новый, и когда он поднимался в прозрачном лифте на последний этаж, то рассматривал затянутые в плёнку двери в квартир. Под ним никто не жил, и это был очевидный плюс — некому было вызвать полицию и стучать по батарее.

По правде говоря, он не удивился бы, если бы узнал, что квартиру под ним тоже арендовала Юля — для того, чтобы творческий процесс не разбавляли посторонние люди.

Влад терпеть не мог доставлять неудобств кому бы то ни было — но когда доставлять неудобства было некому, он превращался в пороховую бочку. Он всласть орал, ругался, а один раз поймал себя на том, что со шваброй наступал на столпившихся в одном углу манекенов. Как сказал Сав, зашедший один раз и заставший самый разгар такого представления, из него вышел бы отличный диктатор.

Несомненно, он думал, что это Влад их туда поставил. Но Влад не помнил, как они там оказались.

За своими манекенами он замечал много странного. Они бродили по комнате, как им вздумается. Он ни разу не видел, как они перемещались — но входя домой, не мог даже предположить, какую картину увидит, когда включит свет. Иные меняли даже позы.

Точно так же, когда утром вспыхивала мелькающая среди городских построек Невка и солнце будило его первыми лучами, Влад не мог предположить, что увидит, когда откроет глаза. Когда он спал, они перемещались по дому, еле слышно стуча по полу пятками, здоровались друг с другом за руки с характерным костяным звуком. Засыпая, Влад думал, что если бы у него был ночник, спать было бы втройне жутче — его свет находился бы в непрекращающимся, беспокойном танце, снуя между движущимися фигурами, иногда просвечивая сквозь них, чтобы Влад мог увидеть полное отсутствие внутренностей.