Модельер

— Зачем ты-то меня терпишь? Я думаю, если бы я был тебе противен, как все эти жители Земли, — движение рукой в сторону окошка, где на Грибоедовском курсировали туристические катера и стелился смог от машин. Влад всё равно не видел. — То однажды я нашёл бы здесь запертую дверь. Каждый день, если честно, я ожидаю её найти. Но не нахожу.

Влад впал в задумчивость. Он отложил карандаш, потом снова взял его и принялся грызть. Наконец, неохотно ответил:

— Может, мне просто недосуг бежать на базар и искать там замок. Кроме того, где я найду инструменты, чтобы его поставить? Я и пользоваться-то ими не умею.

Сав пришёл в очередной буйный восторг — он разражался ими с регулярной периодичностью, словно один из исландских вулканов извержениями. Кто знает, что было тому причиной — ответ Влада, или же этот странный лексический выползень — «недосуг» — которому не место в речи современного человека.

— Ты настоящий друг! — возвопил он. Хотел было хлопнуть Влада по спине, но карандаш снова плясал по бумаге, и Сав сдержался. — Если хочешь, я куплю тебе замок. И даже поставлю.

Влад не ответил, а значит, разговор следовало считать завершённым.

Когда пришли вести о новой публикации, на лице Сава не было глупой ухмылки.

— Смотри-ка. Ещё одна. В «Подиуме», в перспективных талантах. Они прислали мне письмо.

На улице метель: с Сава отваливаются и падают со шлепками мокрые комья снега. Кажется, будто это не снег, а такие белые лягушки. Парад лягушек обозначает его ход от подъездной двери — на диво прямую линию. Что значило — Савелий спешил доставить известие. Обычно он не заходит к Владу раньше, чем поздоровается с двумя-тремя стоящими в «прихожей» «чудиками»: хорошенько приложит их головой о стену или попытается выкрутить руку. Февраль; оконце в запущенный газон при доме будто бы закрашено с той стороны белой краской, и, когда долго на него смотришь, начинает казаться, будто тебя пеленают, заворачивают в мягчайшую перину. Влад думал — может, и правда его закрасить? Ведь февраль когда-нибудь кончится. А потом одёргивал себя: это будет такая же фальшь, как и всё остальное. Только снег настоящий. Вот пускай и служит, коль подвязался, до тех пор, пока первая весенняя оттепель не отправит его в отставку.

— Я указал в обратном адресе твой, — сказал Влад.

— Да, я догадался. Тут есть телефон: просят с ними связаться. Хотят узнать о тебе больше.

Этот журнал значительно толще «Черепа». Эскизы Влада разместили где-то в конце, за двумя-тремя листами рекламы. Здесь же была и фотография, ради которой Влад просил Сава найти ему фотографа. В коротенькой заметке фигурировали слова «загадочный перспективный модельер, который, к тому же, сам шьёт одежду». «Возможно, в будущих выпусках мы расскажем вам о нём больше», — говорилось там.

— Ты должен прямо сейчас им позвонить! — Сав пританцовывал на месте.

Тем не менее, Влад отложил звонок на два дня. Козырять статьёй в Черепе было весело, но навязываться, как бы странно это не звучало, ему не хотелось. «Что в этих рисунках может быть хорошего?» — думал он в приступе самобичевания, — «Кому это интересно? Кто вообще будет это носить?»

Если бы он мог сказать, что эскизы отправили без ведома автора, скажем, тот же Сав, он бы позвонил и извинился. Но увы, эскизы собирал и запихивал в конверт он сам — и Влад даже не может сейчас себе ответить, зачем.

В первую очередь он хотел испортить хрусталь, который смотрел со страниц глянцевых журналов, с экранов ти-ви, сквозил в осоловелых глазах этого оторванного от реальности мира. Разбить, запачкать кровью, калом — чем угодно. Правда, когда в голове начинали вертеться такие мысли, он пытался предъявить претензии себе. «А ты ли — не оторван от реальности?» — спрашивал себя Влад. — «Сидишь в своём подвале, в подвале Виктора, или, на худой конец, в мастерской Рустама, где в окно ничего, кроме крошечного двора, не увидеть, и хочешь судить других?»

Он не пытался оправдываться. Он размышлял, о чём мог спросить отец — отец бодрствующий, ограниченный и смотрящий на всех с высоты эго сурового подземщика, рабочего опасной профессии… и отец спящий, всегда рассудительный и объективный — и задавал себе эти вопросы сам. Пытался на них ответить, хотя ответы эти и хотелось промямлить.

«Я видел смерть», — возражал самому себе Влад. — «Даже косвенно помог старухе с косой. Если бы я не выгнал эту бродяжку взашей, вполне возможно, она была бы сейчас жива. И даже благодарна мне. Хоть кто-то был бы мне благодарен…»

В каморке всё ещё, как наяву, ощущался запах разложения.

— Если бы я мог печатать новости на моих костюмах, — сказал однажды Саву Влад. — Сделать их доступными, чтобы каждый мог купить.

Сав засмеялся:

— Тебе придётся делать их бумажными, чтобы быстро снашивались. Новости-то меняются каждый день.

— Передать информацию — не главное, — размышлял вслух Влад. — Ей мир и так завален. Любую информацию можно добыть за доли секунды.

— Только не для тебя, — вольготно развалившись на диване, сказал Сав. — Ни телефона, ни компьютера, даже телевидение ворованное. Рано или поздно тебе его просто срежут.