Читаем Многослов-2, или Записки офигевшего человека полностью

На факультете журналистики МГУ мне посчастливилось учиться у великого знатока русского языка Дитмара Эльяшевича Розенталя. Это был очень пожилой, маленький и, надо признаться, довольно вредный человек, который настолько обожал русский язык, что всякое незнание его воспринимал как личное оскорбление. Розенталь был одним из подлинных гениев, которых я встречал в своей жизни. По абсолютному знанию своего предмета и невероятно страстному к нему отношению Дитмар Эльяшевич стоит для меня в одном ряду, скажем, с Питером Устиновым, Владимиром Спиваковым, Родионом Щедриным, Марком Захаровым и другими гениями, с которыми мне тоже повезло общаться.

Это что, я хвастаюсь? Отчасти да, конечно. Но вообще я это вспомнил потому, что Розенталь был твердо убежден в том, что языковую норму диктует народ, а не ученые или правители. На лекциях он говорил нам: «Раз людям удобнее считать, что кофе – среднего рода, пусть и говорят „оно“». Надо сказать, что совсем недавно, буквально в 2009 году, были приняты новые нормы русского языка, по которым вполне даже можно говорить: «Дайте мне черное кофе». Все-таки победил старик Розенталь!

Язык – это еще и открыватель мира, потому что для нас существует только то, чему есть название. Наночастицы, например, были всегда, но они стали существовать как реальность только тогда, когда их назвали словом.

Ребенок познает мир, познавая язык. Правда, сначала он придумывает предметам и явлениям свои собственные имена – но это не важно. Ребенок понимает: если у предмета нет названия, то и самого предмета как бы не существует.

Но каждый из нас видит одни и те же предметы по-разному. И есть единственный способ договориться – это язык.

В книге американского психолога и писателя Роберта Антона Уилсона «Квантовая психология» – которую, кстати, я всем советую достать и прочесть – приводится такой пример. Если вы придете в ресторан и увидите в меню «бифштекс из вырезки» – вас это не удивит, и у вас перед глазами встанет вполне конкретный образ. Если же будет написано «кусок мяса, отрезанный от мертвого кастрированного быка» – вам это не понравится. Но ведь и первое – приятное – высказывание и второе – отвратительное – правдивы. И то и другое – правда.

Этот пример заставил меня задуматься вот о чем. Наше умение разговаривать предоставляет нам возможность создавать образы предметов и людей. Вот ведь оно как! Об одном и том же событии, об одном и том же человеке каждый из нас рассказывает по-разному. Мы привыкли считать, что общение – это когда люди обмениваются информацией. Безусловно, это так. Но, кроме того (а может быть, в первую очередь), мы делимся образами. Что такое общение, как не обмен разными образами мира?

Сергей Кара-Мурза в своей книге «Власть манипуляций» приводит такой удивительный пример. Студенты должны были выразить смысл слов «убийца» и «киллер», составив с ними однотипные предложения. Некоторые написали такие пары: «Убийца скрылся с места преступления», «Киллер удалился с места работы»… Вот ведь оно как! Киллер – это вам не убийца, совсем другой это образ.

Можно сказать про человека, что он, предположим, муж, а можно – начальник, а можно – подчиненный (нет ведь такого начальника, который бы не был чьим-нибудь подчиненным), а можно – любовник. Называя человека словом, мы тем самым создаем образ этого человека.

Мы не думаем о том, что каждый из нас – каждый! – постоянно порождает образы мира и образы людей. Мы все – все! – создатели образов окружающего нас мира. По-моему, это поразительно! Язык возвеличивает нас, предоставляя возможность каждому создавать свой образ мира!

Но это порождает и огромные проблемы в общении.

В I веке до нашей эры в Греции жил знаменитый философ Анаксимандр Милетский – тот самый, который первым в Греции написал сочинение в прозе, тот самый, который первым использовал слово «закон» в отношении не к общественной жизни, а к науке. То есть уважаемый такой древнегреческий мудрец. Так вот он однажды заметил: «Я открою вам ужасную тайну: язык есть наказание. Все вещи должны войти в язык, а затем появиться из него словами в соответствии со своей отмеренной виной». Много позже по сути то же самое сказал великий Тютчев: «Мысль изреченная есть ложь».

Эти цитаты о чем? О том, что невозможно адекватно и точно передать картину мира. Правильно: невозможно. А как возможно-то?

Образом. Поэтому эти цитаты все о том же: наше общение – это обмен образами.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Эра Меркурия
Эра Меркурия

«Современная эра - еврейская эра, а двадцатый век - еврейский век», утверждает автор. Книга известного историка, профессора Калифорнийского университета в Беркли Юрия Слёзкина объясняет причины поразительного успеха и уникальной уязвимости евреев в современном мире; рассматривает марксизм и фрейдизм как попытки решения еврейского вопроса; анализирует превращение геноцида евреев во всемирный символ абсолютного зла; прослеживает историю еврейской революции в недрах революции русской и описывает три паломничества, последовавших за распадом российской черты оседлости и олицетворяющих три пути развития современного общества: в Соединенные Штаты, оплот бескомпромиссного либерализма; в Палестину, Землю Обетованную радикального национализма; в города СССР, свободные и от либерализма, и от племенной исключительности. Значительная часть книги посвящена советскому выбору - выбору, который начался с наибольшего успеха и обернулся наибольшим разочарованием.Эксцентричная книга, которая приводит в восхищение и порой в сладостную ярость... Почти на каждой странице — поразительные факты и интерпретации... Книга Слёзкина — одна из самых оригинальных и интеллектуально провоцирующих книг о еврейской культуре за многие годы.Publishers WeeklyНайти бесстрашную, оригинальную, крупномасштабную историческую работу в наш век узкой специализации - не просто замечательное событие. Это почти сенсация. Именно такова книга профессора Калифорнийского университета в Беркли Юрия Слёзкина...Los Angeles TimesВажная, провоцирующая и блестящая книга... Она поражает невероятной эрудицией, литературным изяществом и, самое главное, большими идеями.The Jewish Journal (Los Angeles)

Юрий Львович Слёзкин

Культурология