Читаем Многослов-1: Книга, с которой можно разговаривать полностью

Кроме того, в любом деле навыки можно развивать или не развивать. У незнакомых детей практически никогда не возникает трудностей с общением. Но чем прочней человек встраивается в социальную систему, тем больше у него возникает проблем с контактами на человеческом уровне.

Связано это с тем, что в детстве свободны и равны практически все. Взрослея, люди обременяют себя огромным числом зависимостей, в том числе и условных. Ребенку ничего не стоит познакомиться в песочнице с другим карапузом, для взрослых завести знакомство – это целая проблема.

Дети – открыты, взрослые – закрыты. Чем они, собственно, закрыты? Мы закрываемся собственными представлениями о самих себе, нередко – собственными комплексами. Одним кажется, что они – косноязычны, не симпатичны, не интересны. Другим, что они – столь замечательны, что все вокруг им, таким расчудесным, и неинтересны вовсе.

То есть Бог (природа) изначально дает нам умение общаться. Но потом нередко мы его теряем.

Человек не общается с другими людьми, то есть не обменивается с ними энергией, не потому, что не может этого делать, а потому, что не хочет.

Если долго не хочет, то постепенно уходит навык. Но даже того, кто по собственной инициативе утерял данное Богом умение, можно научить получать информацию, брать информацию, получать от общения удовольствие. Подчеркну: это можно научить делать любого человека. Кто-то лучше, кто-то хуже (как целоваться), но непременно научится любой.

Однако существуют ведь люди, которые вовсе не нуждаются в общении, эдакие принципиальные одиночки?

Конечно. Энергия человеческого общения может мешать сосредоточиться на каких-нибудь принципиальных открытиях или создании великих книг. В этом случае она замещается энергией творчества.

Но когда человек сознательно уходит от общения, он должен четко понимать: делает он это ради достижения каких-то целей или из страха, что у него не получится контакт с другими.

Если из страха, то его можно перебороть. Более того, если не перебороть, то это верный путь к одиночеству.

Надо же! Опять алфавит не подвел! Вот одиночество тут сразу подставляется для обсуждения!

<p>ОДИНОЧЕСТВО</p>

Одиночество – излюбленное состояние именно русского человека. Испокон веку любовь к одиночеству диктует нам не состояние души, а пейзаж. Он – первичен, состояние души – следствие.

Мало где в мире найдутся такие просторы, как в России. Русский человек выходил из своего дома, перед ним – бескрайние поля-леса, над ним – бесконечное небо, а он сидит, маленький и беззащитный на крылечке. Ну и как не почувствовать себя тут одиноким?

Интересно, что для западного человека одиночество означает неумение встроиться в некие социальные связи. Для них одиночество – это когда тебя не замечает мир.

Русский человек вообще не очень охотно рассматривает себя в системе социальных связей. Для него одиночество – это отсутствие рядом других, ему подобных.

Итак, для человека западной культуры одинокий – значит неудачник, несчастный человек.

Для нас одинокий – значит таинственный, странный, даже умный.

Мы воспитаны на героях русской литературы, большинство из которых были хронически одиноки. И мы любим этих людей – Онегина, Печорина, Анну Каренину. Нередко мы хотим быть на них похожими.

Мы любим одиночество. Мы уважаем одиноких. Это у нас в крови. Так же, как любовь к страданиям и абсолютная уверенность в том, что только с помощью страданий можно осознать мир и себя в этом мире. Впрочем, о страданиях мы еще поговорим в свой черед.

Так бы и жили мы, купаясь в одиночестве, однако только что мы говорили о том, что каждому из нас необходимо питаться энергией других людей. Пытка одиночеством может быть еще более страшной, нежели пытка голодом.

Конечно, человек должен периодически уходить в одиночество. Некоторым, особенно творческим людям, это просто необходимо. Например, великий французский писатель Виктор Гюго обрезал себе половину бороды, ножницы выбрасывал из окна и таким образом приковывал себя к дому, – не мог же он «полуостриженный» выйти? – и писал, писал, писал... Заканчивалось дело загулами. Великого русского писателя Александра Куприна жена запирала в комнате, чтобы он работал, потом, однако, Куприн «громко» выходил на свободу.

Итак, быть всегда одиноким – противоестественно. Даже если кому-то кажется, что «благородное одиночество» его возвышает. Благородным бывает только творческое одиночество (к нему же я отношу и одиночество с молитвой: молитва – общение с Богом – это всегда творческий акт).

Перейти на страницу:

Похожие книги

Эра Меркурия
Эра Меркурия

«Современная эра - еврейская эра, а двадцатый век - еврейский век», утверждает автор. Книга известного историка, профессора Калифорнийского университета в Беркли Юрия Слёзкина объясняет причины поразительного успеха и уникальной уязвимости евреев в современном мире; рассматривает марксизм и фрейдизм как попытки решения еврейского вопроса; анализирует превращение геноцида евреев во всемирный символ абсолютного зла; прослеживает историю еврейской революции в недрах революции русской и описывает три паломничества, последовавших за распадом российской черты оседлости и олицетворяющих три пути развития современного общества: в Соединенные Штаты, оплот бескомпромиссного либерализма; в Палестину, Землю Обетованную радикального национализма; в города СССР, свободные и от либерализма, и от племенной исключительности. Значительная часть книги посвящена советскому выбору - выбору, который начался с наибольшего успеха и обернулся наибольшим разочарованием.Эксцентричная книга, которая приводит в восхищение и порой в сладостную ярость... Почти на каждой странице — поразительные факты и интерпретации... Книга Слёзкина — одна из самых оригинальных и интеллектуально провоцирующих книг о еврейской культуре за многие годы.Publishers WeeklyНайти бесстрашную, оригинальную, крупномасштабную историческую работу в наш век узкой специализации - не просто замечательное событие. Это почти сенсация. Именно такова книга профессора Калифорнийского университета в Беркли Юрия Слёзкина...Los Angeles TimesВажная, провоцирующая и блестящая книга... Она поражает невероятной эрудицией, литературным изяществом и, самое главное, большими идеями.The Jewish Journal (Los Angeles)

Юрий Львович Слёзкин

Культурология