Читаем Многослов-1: Книга, с которой можно разговаривать полностью

Ожидание – это своего рода битва с Богом за свое будущее, и изводит нас более всего понимание, что эту битву мы легко можем проиграть.

Мы ожидаем оценки на экзамене, понимая, что уже никак не можем на нее повлиять. Мы ожидаем приезда любимой, понимая, что никак не можем его приблизить. Мы томимся у дверей операционной, где на столе лежит близкий человек, понимая, что ничем не можем ему помочь.

Мы формируем счастливое будущее – пятерка на экзамене, поцелуй любимой, выздоровление близкого, – понимая, что в реальности все будет так, как будет, а вовсе не так, как нам хочется.

Самое простое было бы посоветовать: не нервничайте. Не стоит залезать в сферу компетенции Господа Бога – Он все решит без вас.

Однако совет такой бессмыслен: мы – люди, и потому нам свойственно желание мечтать о своем будущем, пытаться формировать его. Мы все равно будем нервничать и из-за оценки, и из-за приезда любимой, и из-за операции близкого человека.

Неужто в такой ситуации ничего нельзя сделать?

Можно.

Ожидание необходимо облегчать.

Важно помнить: ожидание – не движение, а остановка. Оно не подразумевает никаких действий. Это тот отрезок жизни, который необходимо пережить с наименьшими потерями для самого себя, для своей души и нервов.

Ожидание – редкая ситуация в жизни человека, когда он может дать абсолютную волю своему эгоизму. Для того чтобы пережить ожидание, хороши все средства, при условии, конечно, что они не портят жизнь другим.

Ожидание любит бездействие. Поэтому любое активное существование помогает легче пережить ожидание. Некоторые верят, что своим ожиданием они неким мистическим образом помогают другим. Например, рожающей жене. Или больному на операционном столе. В общем, как в знаменитом стихотворении Константина Симонова:

Не понять, не ждавшим им,Как среди огняОжиданием своимТы спасла меня.

Но даже если это и так, то это вовсе не означает, что ожидающий человек должен довести себя до нервного приступа. Если вы, например, дожидаетесь любимого человека, то он должен только радоваться, что вы смогли ожидать его в относительном спокойствии.

Хотя, признаемся, ожидание редко рождает в нас оптимизм.

Ну, что ж, поговорим об оптимизме?

<p>ОПТИМИЗМ</p>

Оптимист – это человек, для которого жизнь – повод для радости.

Пессимист – это человек, для которого жизнь – повод для печали.

Ни для того, ни для другого взгляда нет никаких разумных оснований. Невозможно понять, отчего один человек радуется жизни, а другой по ее поводу постоянно печалится.

Оптимизм и пессимизм – самодостаточные качества. То есть они никак не характеризуют человека. Они не подчеркивают ни его ум, ни глупость, ни интеллигентность... Да, в общем, ничего не подчеркивают. Существуют сами по себе.

Оптимистом (как и пессимистом) нельзя быть наполовину или на двадцать пять процентов. Как невозможно наполовину или на сколько-нибудь там процентов любить.

Человек либо любит жизнь, то есть радуется ей. Либо не любит, то есть воспринимает свое существование как преодоление всевозможных препятствий.

Мы воспринимаем окружающий мир, исходя не столько из реалий этого мира, сколько из собственного взгляда. Для одного стакан всегда полупустой, для другого – непременно полуполный. Один радостно прыгает под дождем, другой боится замочить ноги. Хотя и стакан, и дождь, казалось бы, одинаковы.

Значит ли это, что рожденный оптимистом, оптимистом и умрет?

Увы, нет.

Не надо много говорить о том, что жизнь подчас убивает любой оптимизм. Правда, ей, жизни, придется немало поработать: либо приготовить какой-нибудь очень серьезный удар, либо – множество мелких. Оптимиста так запросто с его дороги не спихнешь, попадаются и такие, кого никогда не спихнешь. И все же, увы, оптимизм бывает не вечен.

В отличие, что интересно, от пессимизма, который в оптимизм не превращается никогда. Если человек не любит жизнь, то все ее радости он будет воспринимать не иначе, как случайные. И даже счастливая любовь редко меняет его взгляд.

Поэтому оптимисту жить легче, однако жизнь его опасней: его взгляд на мир всегда под угрозой, в любой момент этот взгляд может измениться. А это процесс болезненный.

Но если в других главах мы много говорили о свободном выборе человека, то здесь никакой свободы нет. Каким родился, таким и живешь, воспринимая свой взгляд на мир единственно естественным.

<p>ОПЫТ</p>
Перейти на страницу:

Похожие книги

Эра Меркурия
Эра Меркурия

«Современная эра - еврейская эра, а двадцатый век - еврейский век», утверждает автор. Книга известного историка, профессора Калифорнийского университета в Беркли Юрия Слёзкина объясняет причины поразительного успеха и уникальной уязвимости евреев в современном мире; рассматривает марксизм и фрейдизм как попытки решения еврейского вопроса; анализирует превращение геноцида евреев во всемирный символ абсолютного зла; прослеживает историю еврейской революции в недрах революции русской и описывает три паломничества, последовавших за распадом российской черты оседлости и олицетворяющих три пути развития современного общества: в Соединенные Штаты, оплот бескомпромиссного либерализма; в Палестину, Землю Обетованную радикального национализма; в города СССР, свободные и от либерализма, и от племенной исключительности. Значительная часть книги посвящена советскому выбору - выбору, который начался с наибольшего успеха и обернулся наибольшим разочарованием.Эксцентричная книга, которая приводит в восхищение и порой в сладостную ярость... Почти на каждой странице — поразительные факты и интерпретации... Книга Слёзкина — одна из самых оригинальных и интеллектуально провоцирующих книг о еврейской культуре за многие годы.Publishers WeeklyНайти бесстрашную, оригинальную, крупномасштабную историческую работу в наш век узкой специализации - не просто замечательное событие. Это почти сенсация. Именно такова книга профессора Калифорнийского университета в Беркли Юрия Слёзкина...Los Angeles TimesВажная, провоцирующая и блестящая книга... Она поражает невероятной эрудицией, литературным изяществом и, самое главное, большими идеями.The Jewish Journal (Los Angeles)

Юрий Львович Слёзкин

Культурология