Многорукий бог далайна

Нельзя сказать, что правитель Суварг тоже обрадовался этой встрече. Был в его прошлой жизни один шаварный закоулок, в который он не хотел бы пускать посторонних. До сих пор никто не спросил предводителя изгоев, как удалось ему не только вывести отряд из владений Моэртала и пройти затем половину страны, но и увеличить при этом армию изгоев чуть не вдвое. Бродяги считают, что им так повезло. Тэнгэр оставил мысли о вечном и позаботился о них. Нет, о них думал предусмотрительный Суварг. Не договорившись с одонтами, такую операцию не провернуть. Но попробуй сказать об этом вслух, и клеймо предателя уже не смыть. А кто мог знать тогда, что отыщется эта страна и сегодня он сможет говорить с ваном на равных и даже отнимать его земли? Тогда, чтобы выжить, пришлось кое-что обещать, да и выполнять обещанное. Своими людьми и своей страной он не поступился, а что до лазутчиков, проходивших с его ведома в области братьев, то надо было сохранять мир. Только как объяснить это увечным и калеченным членам совета, которые знают лишь чувство непримиримости? Даже Ээтгон среди этих закосневших типов кажется гибким политиком. Ээтгон о многом догадывается и молчит, но если скандал выплывет, то и он окажется среди противников. А ведь пока на угловых оройхонах сидел запутавшийся в интригах Тройгал – всего-то пара недель! – связь с ваном шла через этого громилу, что, скверно улыбаясь, машет ему рукой.

И Суварг кивнул благосклонно, а потом беседовал с палачом наедине и поставил его главным над этими оройхонами. И то сказать: соглядатая лучше держать на виду, да и связь с ваном так сразу рвать не стоит. Мало ли что может случиться…

Поимка Шоорана стала первым деянием Боройгала на высоком посту. Признав в Шооране своего давнего обидчика, Боройгал загорелся местью. Но, будучи палачом, он слишком хорошо знал, как быстро умирают жертвы даже в самых опытных руках, а Боройгал хотел мести сладкой и долгой. К тому же публичная казнь сразу после назначения на должность была нежелательной, а тайная, ежели секрет вдруг выплывет, вовсе грозила крупными неприятностями.

Размыслив, Боройгал велел запереть пленника в подземелье, решив не торопиться с казнью.

Первые сутки, а возможно, и несколько – счёт времени он потерял, – Шооран валялся в горячке, вызванной ядовитыми иглами. Всё тело вспухло; там, где иглы вонзились в плоть, образовались язвы; рана на руке нагноилась. Большую часть времени Шооран не сознавал себя. В темноте к нему приходил мёртвый уулгуй, уговаривал, звал в далайн. Шооран ругался на него и гнал, а вынырнув к действительности, промывал рану собственной мочой и вновь проваливался в бред. Всё же он выплыл и, очнувшись однажды, понял, что чёрный уулгуй отпустил его. С этого дня Шооран пошёл на поправку и начал замечать происходящее вокруг.

Тюрьма была обустроена ещё при Хооргоне, причём сделана на совесть, по образцу темницы, оставшейся на Западном оройхоне. Так что, очнувшись, Шооран не мог сказать, в каком из помещений насквозь знакомого алдан-шавара он находится. Углы были спрямлены, вход забран дверью, а стены и пол выложены плотно пригнанными костяными пластинами. Ногти скользили по гладкой кости, бессильные зацепиться хоть за что-нибудь. Сделано это было для того, чтобы скучающие узники не развлекались рытьём ходов в рыхлом камне. Подходить к двери не позволялось – примерно посредине камеру перегораживала решётка, открыть которую можно было лишь снаружи. Изучив своё обиталище, Шооран вынужден был признать, что у Моэртала ничего подобного не было.

Время от времени костяная дверь щёлкала, тюремщик вносил миску с водой и немного чавги или наыса. Шооран не знал, кормят его три раза в день или раз в три дня, время в глухом мешке остановилось, ни зрению, ни слуху было не за что зацепиться. Свет слизня, с которым входил тюремщик, казался ослепительным, но, уходя, сторож забирал его с собой. Любой человек в таких условиях скоро сошёл бы с ума, но Шооран, привычный к одиночеству, не сдавался. Он пел, рассказывал сказки и истории, воображая, что тюремщики сидят под дверьми и слушают его.

Однажды дверь распахнулась с грохотом и появившийся сторож принялся налеплять на стены ярких слизней. Через минуту в камеру вошёл Боройгал. При виде потерявшего человеческий облик Шоорана его лицо растянулось в ухмылке.

– Сидишь, красавчик? Сиди. Как видишь, я не прощаю обид. Но я справедлив. Ты не убил меня, я не убиваю тебя. Или ты уже сам хочешь в шавар? Тебе помочь?

Шооран молчал, не реагируя на слова. Боройгал вытащил небольшую коробку, осторожно потряс её. Обострившийся слух Шоорана уловил зловещий шелест. Перед ним было знаменитое орудие палача – коробка с зоггами.

– Ты хочешь сыграть со мной в «щелчки»? – проговорил Шооран. – Идёт. Как будем играть – в одежде или голые до пояса?