Многоликий. Олег Рязанский

За тридцать лет он привык думать, разговаривая и советуясь с Кореевым. Посылать за ним, признавать тем самым свою ошибку, не хотелось. Он подумал, что, наверное, права была Ефросинья, когда в запале наговорила ему ворох обидных слов. Надо было объяснить ей, что обстоятельства переменились и все его метания — от сознания своего бессилия. Вот и нынче: он должен принять решение, от которого зависит судьба княжества. И судьба его детей...

Олег Иванович вздохнул. Сыну Фёдору уже двадцать два, скоро ему княжить, пора вместе с отцом нести ответственность перед Рязанской землёй.

Он велел позвать княжича.

Фёдор вошёл, коротко поклонился. Высокий, ладный, светловолосый, светлоглазый, на подбородке рыжеватая бородка, густые волосы волнами падают на плечи. Олег Иванович невольно залюбовался.

Да уж, не зря все девки, девицы и молодые жёны в тереме вздыхают по Фёдору. А он всё перебирает и никак не остановит свой выбор на ком-нибудь. Мать извелась, не терпится ей внуков нянчить.

«Господи, о чём я в такое время думаю!» — укорил себя Олег Иванович и сел на стольце, жестом приглашая и сына садиться.

   — Гонец в Москву ускакал?

   — Да, батюшка.

   — Вот и настал решающий день. — Слова были пустыми, но они нужны были великому князю, чтобы начать главный разговор, ради которого он позвал сына. — Я, как ты понимаешь, давно готовился к тому, что Мамай пойдёт на Русь.

   — Я это видел, батюшка.

   — И на всякий случай, как говорится, соломки подостлал во всех местах, куда можно упасть, не дай бог.

Фёдор сразу понял смысл немудрёного иносказания и чуть заметно улыбнулся. На сердце Олега Ивановича потеплело: сын, хотя и с увлечением махал мечом с молодыми дружинниками на бронном дворе, умом был быстр и книг не чурался.

   — С Мамаем я договорился, что постараюсь помочь полками, ежели он даст твёрдое обещание в пределы Рязани не вступать.

   — А ему можно верить?

Олег Иванович про себя отметил точность вопроса: не пустопорожнее — дал или не дал обещание Мамай, а можно ли верить.

   — Это мы с тобой узнаем, только когда он дойдёт до наших рубежей. Списался я и с Ягайлой Литовским.

Ягайло Ольгердович, великий князь литовский, после смерти отца севший на престол, за короткое время успел испортить отношения со своими братьями, дядей и многими русскими князьями. Нрава он был крутого, в словах не стеснялся, вскипал, словно был не медлительный литвин, а хватающийся при любом случае за саблю.

   — Батюшка его о каменную Москву три раза зубы обламывал, — как бы невзначай напомнил Фёдор.

   — И всё же Ольгерд полководец знатный был. А вот каким его сын окажется?.. Словом, списался я с ним и условился действовать совместно. Так что сделал я вроде два шага на пути к предательству: сговорился с двумя врагами Руси. Но... — Олег Иванович умолк.

   — Неужто сделаешь и третий шаг, выступишь вместе с ними? — спросил Фёдор, сбитый с толку откровениями отца.

   — Никогда! Больше того, я и с Москвой веду переговоры. Хотя уверен, что не хватит у неё сил в открытом бою противостоять Мамаю. Если, конечно, не увенчаются успехом переговоры, которые ведёт Боброк с другими князьями, и не встанет под знамёна Дмитрия вся Русь.

   — Вся Русь, батюшка, ныне только звучит громко. На самом-то деле половина Руси у Литвы, половина — у Новгорода...

   — И Новгород, как мне ведомо, норовит в стороне остаться, — закончил Олег Иванович. Поведение Новгорода, прародителя всех северных княжеств, как-то оправдывало его в собственных глазах.

   — А если мы встанем рядом? — неуверенно спросил Фёдор.

   — С Дмитрием? Рядом не получится. Под него — возможно. Кстати, как ты помнишь, мы уже были вместе, когда Арапша налетел. И что получилось?

   — Не нас одних тогда побил Арапша, Москва ведь тоже пострадала. А теперь, ежели Ягайло соединится с Мамаем, то Москве даже с новгородской ратью не выстоять, — с горечью ответил Фёдор.

   — Правильно, сын. Вот и следует сделать так, чтобы они не соединились, — согласился Олег Иванович.

   — Как?

   — Не знаю. Но как поступить с Мамаем, я, кажется, начал понимать. Он идёт к верховьям Дона, откуда на Москву прямой путь. Рязанская земля останется у него по правую руку, в стороне. Грабить, идучи на великое сражение, ордынцы не станут — не позволят воеводы, дабы не отягощали себя добычей степные волки. Сытый волк плохой боец. Если Москва проиграет, то возвращаться они будут сытыми, к нам не полезут. Особливо ежели мы выставим свежие полки на меже. Ну а коль потерпят поражение, их будет гнать московское войско. Тут не до грабежей... Ладно, сын, спасибо тебе за совет. Решено: посылаю Епифана к Мамаю с заверениями.

Фёдор не понял, что за совет он дал отцу, но похвала была приятна.