Многоликий. Олег Рязанский

Кремль! Вначале просто старорусское слово, означающее детинец» внутреннюю крепость, или, если по-франкски, кастель, цитадель. А потом постепенно в сознании народа слово «кремль» стало означать только этот, московский, и писали его уже с большой буквы.

Если бы тогда он смог начать вслед за Дмитрием строительство каменного детинца?! Если бы попытался вернуть столицу княжества из нищего, убогого Переяславля на старое место, туда, где раскинулась за пологими земляными валами на высоком берегу полноводной Оки огромная, сожжённая, засеянная костями, опозоренная Старая Рязань, один из самых больших городов Европы в пору своего расцвета?! Если бы...

Но что повторять: если бы да кабы.

Олег Иванович отвернулся от Москвы-реки и загляделся на кремль. Отсюда, с нижней точки, он представлял собой незабываемое зрелище. Словно огромное, каменное чудище, вздыбаясь по холмам, кремль возвышался над рекой во всём своём грозном величии, утверждая незыблемость власти Москвы над всем Залесьем.

Но ведь Рязань — не Залесье...

Вернувшись домой, Олег Иванович решил поговорить о наболевшем с Епифаном.

Они сидели, по обыкновению, в книгохранилище за шахматами, лениво перебрасываясь словами.

И вдруг Олег Иванович без предисловия сказал:

   — Коломна — ключ к московскому богатству.

   — Вестимо, — скрыл настороженность за старинным словом Епифан.

   — Когда возвращались и проходили мимо на стругах, заметил: стены просели.

   — Пока мы с покойным Дмитрием были заодно, коломенский воевода совсем беспечным стал.

Кореев сделал вид, что задумался над ходом, сам же размышлял — оговорился Олег, сказав «пока были заодно», или нет. Скорее всего, нет. Случайных оговорок, непродуманных слов у него не бывает. А коль так, с чем вернулся из Москвы с похорон великий князь? Сказал, чтобы проверить, правильно ли понял мысли господина и друга:

   — В стародавние времена в устье Москвы-реки Рязань сидела.

   — И я о том вспомнил, проходя мимо Коломны. — Великий князь сделал хитрый ход конём, и Епифан не сразу разгадал, что скрывается за этим. А разгадав, с торжеством отразил будущую угрозу движением лодии.

   — Коломна — это всегда хорошо.

   — Вестимо. — Олег с лёгкой насмешкой повторил сказанное слово.

«Значит, представляет мне честь начать первым», — подумал с толикой неприязни Епифан. Опять игру затеял. Вроде сорок лет рядом, мог бы всё прямо говорить...

Игра же, порядком поднадоевшая Корееву, заключалась в том, что Олег Иванович хитроумными вопросами и намёками подталкивал соратника к высказываниям по волнующим его вопросам. Если выводы Епифана совпадали с теми, к которым уже пришёл князь, дело считалось решённым, князь начинал говорить прямо, называя всё своим именем.

   — А как ближайший сосед, князь Серпуховской, посмотрит? — Боярин поглядел в глаза князю, давая понять, что всё уразумел.

   — Владимиру Андреевичу ещё завещание Дмитрия переварить надобно.

   — Думаешь, даже так?

   — Я за ним всё время наблюдал, рядом сидели за поминальным столом. Он Василию не опора.

   — Выходит, пришло время о меже времён Ивана Калиты вспомнить?

   — А может быть, и времён Данилы.

Это был первый московский князь, посаженный отцом, великим Александром Невским, на престол княжества, бывшего чуть поболе владений бояр Кучковых.

По тому, как глубоко ушёл в историю границ с Москвой великий князь, боярин понял, что тот думал о возвращении лакомых земель давно, может быть, ещё сидя за поминальным столом.

   — Когда — до сороковины?

   — На сороковину Ефросинья поедет с Фёдором и с Софьей. А мы с тобой начнём обстрелянные сотни с южной межи стягивать.

Великий князь всё обдумал и всё решил. Совета Кореева вроде как и не спрашивал. Но всё же, по привычке четырёх десятков лет, проверял на нём своё решение. Если бы сейчас Епифан нашёл весомую причину сказать, что не стоит даже ради звонкой Коломны нападать на недавнего союзника, нынешнего свояка, возможно, Олег бы и прислушался. Но Кореев не хуже Олега понимал, что не будет удобнее времени, слишком уж лакома Коломна, чтобы совеститься, по каким- то соображениям отказываться от того, что само плывёт в руки и что, скорее всего, в ближайшем будущем станет яблоком раздора между Москвой и Серпуховом...

Уже не в первый раз Олег Иванович сталкивался с тем, что хорошо продуманный замысел начинал вдруг на первый взгляд необъяснимо проваливаться, скользить в сторону, словно телега под уклон в осенней грязи.

За десять дней до сороковин из Москвы в Переяславль неожиданно примчался Фёдор. Великий князь в сопровождении Юшки и нескольких воевод как раз обходил недавно прибывшую с южной межи сотню, ставшую лагерем у земляного вала.

Юшка узнавал знакомых среди десятников, когда- то начинавших вместе с ним простыми воями. Здоровался, расспрашивал, шутил. Великий князь давно не видел его таким оживлённым и весёлым. Да и сам был ясен, милостив; вид обученных, закалённых, хорошо вооружённых воинов веселил, он улыбался, несколько раз снимал с пальцев перстни и жаловал особо приглянувшихся.