Многогранники

Она немного поразмышляла о своей биологической матери, но потом поняла, что не хочет ничего знать о женщине, отдавшей ее, как ненужную вещь. Пока они с мамой смотрели ситком, Маша спросила о документах. Оказалось, что биологическая мать написала отказ от своих прав и Машины официальные родители как раз те, кого она всю жизнь ими считала. История, казавшаяся чудовищной еще несколько часов назад, вдруг вырулила в какую-то понятную плоскость. Маша решила, что об этом непременно нужно сообщить Крестовскому. Его переживания за Машу выглядели очень искренними. Ну и что, что снова придется звонить первой. Она же не просто так.

Крестовский на звонок не ответил, хотя Маша ждала до последнего, пока соединение не сбросилось автоматически. Стараясь отогнать неприятные мысли, Маша написала ему сообщение:

«Мы все выяснили с мамой. Позвони, если не спишь».

Ей не понравилась формулировка, но переделывать она не стала. Крестовский сообщение не прочел, и это было в первый раз. Неужели обиделся из-за маминого поведения? «Или же просто помирился с Шиловой», — подсказал внутренний голос. А ведь наверняка правильный Крестовский, освободившись, поехал улаживать конфликт с Шиловой. Ну и что, что они, по его словам, не спят? Маша, признаться, не верила в эту чушь, потому что репутация у Шиловой была та еще, да и Крестовский отнюдь не выглядел неискушенным мальчиком.

Думать о том, что Крестовский может быть сейчас с Шиловой, оказалось, к ее удивлению, неприятно. Желая отвлечься хоть чем-то, Маша загрузила на телефоне «Фейсбук» и только тут вспомнила, что должна была позвонить правильному, хоть и дурному Волкову.

В груди екнуло, и снова пришли мысли о Шиловой, с которой Димка слишком уж активно общался на этой неделе. Маша глубоко вздохнула и решительно нажала на вызов.

Димка ответил после второго гудка, хотя время на часах близилось к двенадцати. На заднем плане приглушенно играл какой-то рэп.

— Ты там в клубе, что ли? — зачем-то спросила Маша, хотя звуковой фон никак не тянул на клуб.

Ожидала, что Димка съязвит в обычной манере, однако тот неожиданно серьезно ответил:

— Нет, дома.

— Понятно, — пробормотала Маша.

Наступила неловкая тишина. Маша не знала, как приступить к оправданиям за ужин с Крестовским и как оправдать сегодняшний визит к Крестовскому, как оправдать свои мысли относительно Шиловой и Крестовского и как…

— Маш, давай встретимся, — нарушил тишину Димка.

— Сейчас? — Маша посмотрела на часы и прикинула, что после сегодняшнего разговора мама, скорее всего, ее отпустит. Вот только сил и желания куда-то идти не было совсем. К тому же за окном снова шумел дождь.

— Можно сейчас, можно завтра.

— Давай завтра, — с облегчением согласилась Маша.

Несколько часов передышки перед боем определенно не будут лишними.

— Ты только не пропадай, как сегодня, ладно? — Тон у Димки вдруг стал просительным.

— Дим… — начала Маша, понятия не имея, как продолжить.

— Давай завтра. Я не хочу обсуждать фотки по телефону, хорошо?

— Я тоже не хочу. Завтра звони, как проснешься.

— Звони сама, как проснешься.

— Ты же еще будешь спать.

— Неважно.

— Ну хорошо. Спокойной ночи, — не стала спорить Маша.

— И тебе, Маш.

Димка отключился, оставив озадаченную Машу пялиться на экран. Она догадалась проверить сегодняшние пропущенные. От Димки их было восемнадцать. Ух ты! В первый раз за все время их общения.

Маша проверила чат с Крестовским. По-прежнему тишина.

Отложив телефон, Маша натянула на себя одеяло, думая о том, что вокруг все же происходит какая-то ерунда.

Глава 20

Мне никогда не найти свою нишу.

Стоило Ирине Петровне появиться на пороге его квартиры, как Роман понял, что звонок ей был опрометчивым решением. Даже мысль о том, что она стала жертвой обмана со стороны его отца, не помогла смириться с тем, как она смотрела и каким тоном разговаривала с Романом. А ведь лично он ей ничего не сделал.

Роман как гостеприимный хозяин сварил кофе и принялся считать минуты до Машиного появления из ванной. Их разговор с Ириной Петровной ограничился его вопросом, добавлять ли в кофе сахар, и ее отрицательным ответом. Ирина Петровна пила кофе и смотрела на Романа так, что он чувствовал себя одновременно ничтожной букашкой и беспринципным насильником. Как ей удавалось выразить такой спектр чувств одним взглядом и приподнятой бровью, Роман не знал и знать не хотел. Он вообще надеялся больше никогда ее не встречать вне универа. На лекциях он как-нибудь потерпит, так и быть.