Много на земле дорог

Йожеф побледнел. В словах мальчика он почувствовал правду. Вдруг многое непонятное стало ему ясным: он понял и насмешливую улыбку Вареньки, и сердитые взгляды Тони, и все поведение Виры.

Сашенька о чем-то спрашивал Йожефа, но тот уже не слышал его. Он с ужасом думал о Вириной лжи, в нем поднималось чувство возмущения, отчаяния, ненависти к ней.

Он не мог оставаться здесь, видеть ее. Он встал и решительно направился к выходу.

В дверях его остановила Вира.

— Прощайте! — сказал Йожеф. — Прощайте, бабушка Вира… — и захлопнул за собой дверь.

Не понимая, что произошло, Вира стояла не двигаясь и смотрела на дверь. «Неужели Варенька рассказала?» — подумала она, но сейчас же вспомнила, что Варенька ни на минуту не оставалась с Йожефом. В этот момент подбежал Сашенька.

— Бабушка Вира! — с веселым смехом закричал он.

Вира мгновенно поняла, кто виновник ее несчастья. Она резко отстранила мальчика и пошла в комнату.

Варенька все слышала.

— Выдал? — спросила она, останавливаясь возле Виры. — Устами младенца глаголет истина. Так, кажется, говорят.

Вира с ненавистью посмотрела на Вареньку. Она думала увидеть в ее глазах ту же насмешку, с какой она глядела на Йожефа. Но ни зла, ни насмешки в лице Вареньки не было.

13

Снова целыми днями Вира бродила около сельскохозяйственной академии, пытаясь встретить Йожефа.

И она его встретила.

Он хотел пройти мимо, но Вира загородила ему дорогу и, умоляюще соединив на груди руки, сказала:

— Ёжик, сначала выслушай меня, потом осуждай. Ведь если бы я не любила тебя, я бы не стала добиваться этой встречи…

Он не хотел ее слушать, но не слушать не мог. Она взяла его под руку и решительно повела в переулок, где было не так людно.

Долго и молча они шли мимо высокого забора, огораживающего строительную площадку, мимо распахнутых широких ворот. Оттуда доносились шум, скрип, стук.

— Да, профессор Берегов мой муж, — размазывая слезы по лицу пальцами в белых капроновых перчатках, говорила Вира. — Замуж я вышла не по любви…

— Мне совершенно ясно, что при такой разнице лет замуж выходят только по расчету, — жестко ответил Йожеф. — Но мне-то что до этого?

— Йожеф! Все это прошлое, — заговорила Вира. — Теперь я люблю тебя и рву со своим прошлым. Я стала совсем другой. Поверь мне. Ни школа, ни родители не могли перевоспитать меня, любовь переделала… Я совсем, совсем теперь другая… — Вира закрыла лицо руками и горько заплакала.

В воротах стояли девушки в запыленных комбинезонах.

Йожеф пытался загородить плачущую Виру от посторонних взглядов. Он хотел верить ей, в душе его начала просыпаться надежда.

— И ты уйдешь от него сейчас же? — взволнованно спросил Йожеф.

Вире казалось, что иначе не могло быть, и она убежденно ответила:

— Сейчас же, сегодня же уйду к родителям.

Вира возвратилась домой веселая, счастливая. Напевая, она принялась укладывать в чемоданы свои платья. Подумав, она положила на дно чемодана сберегательную книжку. Она не могла взять с собой трельяжи, горки с дорогим фарфором, диваны и ширмы из красного дерева. Ей стало жаль всего этого. Она заплакала.

Продолжая сидеть возле раскрытых чемоданов, она задумалась о своем будущем. Вместо этой роскошной комнаты ее ожидает деревенская изба. Она будет ведром доставать из колодца воду, топить печи и выгребать из них золу… Там, на этой страшной целине, нельзя будет даже надеть модные туфли и нарядное платье. Что же она будет там делать? На что будет тратить свое время? Может быть, пока не уходить из дома Берегова, а уговорить Йожефа остаться в Москве? Он ведь сам говорил, что ему предлагали поступить в аспирантуру.

Настроение Виры сразу же улучшилось. Напевая, она стала вытаскивать из чемоданов платья и убирать их в шкаф…

На другой день Йожеф и Вира встретились в парке. Они сели на скамейку под старой ветвистой липой.

— Почему же ты не ушла из дома Берегова? Почему ты не сдержала своего слова? — с горькой усмешкой спросил Йожеф.

— Меня уговорила Варенька… Федору Павловичу опять плохо, малейшее волнение его может убить, — соврала Вира, глядя правдивыми глазами в лицо Йожефа.

— Но когда-то все равно придется доставить ему это волнение. Я получил, Вира, назначение в Хакасию, в новый целинный совхоз. Нужно выезжать буквально на днях…

— Милый Ёжик! — воскликнула Вира и, пользуясь тем, что вокруг никого не было, порывисто обняла его. — Мы можем жить у моих родителей. Ты поступишь в аспирантуру. Мы останемся в Москве… Все будет так хорошо!

— Тебя пугает целина? — заглядывая Вире в глаза, спросил Йожеф.

— Очень, Ёжик, — призналась Вира. — Я, наверно, не смогу там жить и умру от тоски.

— Даже со мной?

— Даже с тобой. Ёжик, родной, пойми: я не могу без этого шума большого города. Ты же знаешь меня.

— Ты станешь там работать, Вира. Ты неверно представляешь себе целину. Там те же люди, та же жизнь. Будешь работать в клубе, организуешь самодеятельный театр. Разве это не увлекательно?

Предложение Ёжика показалось Вире заманчивым.

Это чувство отразилось на ее лице, и он снова подумал о том, что она станет другой, как только покинет Москву.