Мнемоскан

— Потому что она в лучшем случае копия некоторых аспектов моей матери. Нет никакой преемственности между двумя личностями. Моя мать родилась как существо из плоти и крови. Да, в какой-то момент был сделан слепок её мозга, и это… это было создано из него. Но моя мать из плоти и крови не перестала существовать в момент завершения сканирования; это не было так, словно бы копия принимает эстафету от оригинала. Нет, моя мать из плоти и крови отправилась на космоплане на околоземную орбиту, оттуда на космическом корабле на Луну и поселилась в доме престарелых на обратной стороне Луны. Всё это произошло после того, как была создана копия, и копия не имеет никаких воспоминаний об этих событиях. Даже если мы допустим, что эта копия в любом материальном смысле идентична моей матери — а я этого не допускаю ни на секунду — их жизненный опыт уже различен. Эта копия является моей матерью не более, чем её сестра-близнец, если бы она у неё была.

Тайлер помолчал, затем продолжил:

— Честно говоря, мне всё равно — правда всё равно — является скопированное сознание личностью или нет. Вы выясняем не это. Мы выясняем, является ли она той же самой личностью, что и оригинал. И в самой глубине моего сердца, моего интеллекта, в каждой клеточке моего существа я знаю, что нет. Моя мать умерла. Мне бы хотелось — о, как бы мне хотелось — чтобы это было не так. Но это правда. — Он закрыл глаза. — Правда.

— Спасибо, — сказала Лопес.

— Мистер Дрэйпер, — сказал судья Херрингтон, — вы можете вызвать следующего свидетеля.

Дешон встал. Он посмотрел на Тайлера, на Херрингтона, потом вниз на сидящую рядом Карен. И потом, несмого разведя руками, сказал:

— Ваша честь, сторона истца завершила опрос свидетелей.

27

Теперь, когда меня вылечили, я стал более энергично упражняться — теперь я мог это выдержать, и я не хотел, чтобы мои ноги стали непригодны для ходьбы по Земле, ведь я собирался туда вернуться. Каждый день в полдень мы с Малкольмом встречались на баскетбольной плошадке Верхнего Эдема.

Когда я пришёл туда сегодня, он уже был там — бросал мяч из неподвижного положения. Корзина висела невероятно высоко — на добрых десяти метрах — так что требовалось отличная координация, чтобы уложить в неё мяч, но у Малкольма неплохо получалось.

— Привет, Малкольм, — сказал я, выходя на площадку. Голос, как всегда в таких местах, отозвался гулким эхом.

— Джейкоб, — сказал он, оглядываясь на меня. Он был какой-то встревоженный.

— Что? — спросил я.

— Просто надеюсь, что вы не станете отрывать мне голову, — сказал Малкольм.

— Что? А, вы про вчерашнее. Простите меня — вообще не знаю, что на меня нашло. Но, послушайте, вы не смотрите телепередачи с Земли?

Малкольм послал мяч свечой вверх. Он прошёл сквозь кольцо и начал долгое-долгое падение на пол, словно в замедленной съёмке.

— Иногда.

— Видели новости?

— Нет. И весьма рад этому.

— В общем, — сказал я, — ваш сын попал на первые полосы.

Малкольм поймал мяч и повернулся ко мне.

— Правда?

— Ага. Он представляет в суде Карен Бесарян — мнемосканированную Карен Бесарян — на процессе, на котором её сын оспаривает её право на её личность.

Малкольм постучал мячом об пол.

— Это мой мальчик!

— Мне неприятно это говорить, — сказал я, — но я надеюсь, что он проиграет. Я надеюсь, что Карен проиграет. — Я поднял руки, и Малкольм бросил мне мяч.

— Почему?

— Ну, — сказал я, — теперь, когда меня вылечили, я хочу вернуться домой. Брайан Гадес говорит, что я не могу, потому что правами на мою личность владеет другой. Но если это окажется не так… — Я побежал через площадку, стуча мячом об пол, потом подпрыгнул, взлетев высоко-высоко, выше Малкольмовой головы, и уложил мяч в корзину.

Я ещё спускался вниз, когда Малкольм спросил:

— Как далеко продвинулся процесс?

— Говорили, что решение вынесут всего через пару дней. — Я немного согнул ноги, чтобы смягчить удар, но по правде смягчать было особо нечего.

— И вы думаете, что это решение изменит ваши обстоятельства? — спросил Малкольм, наклоняясь, чтобы подобрать мяч.

— Ну, да, — сказал я. — Конечно. А почему нет?

Он развернулся и медленно стукнул несколько раз мячом об пол.

— Потому что в юриспруденции ничто не случается быстро. Предположим, Дешон выиграет — а он чертовски хороший адвокат, и, вероятно, и вправду победит. — Он прицелился и бросил мяч. Тот высоко взлетел и на пути вниз провалился в корзину. — Но победа в первом раунде ничего не значит. — Он побежал огромными длинными скачками и поймал мяч прежде, чем он стукнулся об пол. — Другая сторона подаст апелляцию, и им придётся пройти через всё это снова.

Он опять бросил мяч, но в этот раз, я думаю, намеренно промазал, будто иллюстрируя свои слова.

— Или, предположим, Дешон проиграет, — сказал он. — Ну, тогда его сторона подаст апелляцию.

Я пошёл подобрать мяч.

— Да, но…

— И тогда на апелляцию будет подана апелляция, и в громких процессах, подобных этому, так будет продолжаться, пока дело не дойдёт до Верховного Суда.

Я подобрал мяч, но просто держал его в руках.

— О, наверняка он не такой уж громкий.