Мне доставшееся: Семейные хроники Надежды Лухмановой

В начале лета 1899 года издательница, вверив журнал ближайшим помощникам Бонди и Фаресову, вновь выехала за границу, имея конечной целью посещение Лондона. Однако удача сопутствовала ей только до Будапешта. Заболев, она возвратилась в Вену, выехала в Берлин, где и провела несколько недель в частной клинике, поправляя здоровье. В утешение дома её ожидали увидевшие свет итальянские впечатления «В волшебной стране песен и нищеты (Очерки неаполитанской жизни)» и сборник повестей и рассказов «Женское сердце».

В середине сентября Надежда Александровна была в Москве. Из письма Сумбатову-Южину[347] от 16 сентября 1899 года:

Ваше сиятельство Многоуважаемый Александр Иванович!

Редкая неудача посетила меня в попытке видеться с Вами и переговорить о моей пьесе «Сибирский Риголетто». Ведь я же чувствую, что она недурна и с такими исполнителями, как Вы, князь и Е. К Лешковская[348]в Москве должна иметь несомненный успех.

В Петербурге для неё исполнителей нет, а отдать её на частную сцену я бы не хотела.

Между мужским и женским трудом всегда существует антагонизм, но Вы слишком талантливы и известны для того, чтобы косо смотреть на мою пьесу только потому, что она женская. Именно к Вам я смело обращаюсь за нравственной поддержкой. Для меня это было бы большой наградой за трудовую и невесёлую жизнь. Если Вы найдёте, что мне надо приехать в Москву, напишите…[349]

Зарабатывая на жизнь нелёгким литературным трудом и находясь на пике своего материального благополучия, Н. А. Лухманова не думала о грозящей ей безденежной старости, продолжая оказывать помощь давно взрослым детям. Из письма к сыну Борису в Варшаву от 21 сентября 1899 года:

…Если тебе крайне нужны деньги — дай телеграмму, вышлю 25 рублей, но если обойдёшься — можешь рассчитывать на 75 ко дню твоего приезда. И затем будешь регулярно получать здесь 25 рублей. Живу хорошо и очень спокойно. Но эти дни я нездорова, насморк, жар, упадок духа. Это пройдёт. Я как ребёнок радуюсь, что у меня будет каретка в одну лошадь ещё октябрь и ноябрь, ведь эти месяцы самые дождливые. Мысль, что не будешь мокнуть, что к твоим услугам крытый экипаж, меня ужасно радует…[350]

Всё же заболев и оставив журнал на приехавшего из Варшавы сына, писательница в середине осени решилась ехать в Крым. Из письма к Борису от 30 октября 1899 года:

…Мы благополучно доехали до Севастополя. Погода дивная, солнце сияет и свежо, как у нас в сентябре. Но ночи мои в вагоне были плохи..[351]

От 13 ноября 1899 года из Ялты:

… Всего лишь год назад я будоражила здешнюю публику своими лекциями,[352] а ныне здоровье моё поправляется медленно и плохо. Почти не спала от неврологических болей и припадков сердечного удушья. Если бы ты знал, какие это страшные минуты. Но каждый приступ легче и короче. Потом меня нервно трясёт уже от страха. Массаж, гимнастика и ванны делают своё дело. Какая это благодатная страна Крым! Прохладно, как у нас в хорошем, но не мягком конце августа. Словом, шубку надеть нельзя, а в драповой кофточке хорошо.