Мне больно, Олег!

– Страшно? – Спросил я, сглатывая слюну, которая стала вдруг невероятно вязкой. В паху тянуло, член стоял как стойкий солдатик и хотелось бросить все и натянуть ее на себя как перчатку, войти, воткнуться, вдолбиться в тугую глубину, захлебнуться от сладости, отодрать как шлюху, как суку, как самую желанную мою малышку.

Я аж прикрыл глаза, так меня прострелило по всему телу этим желанием.

– Д-да… – тихо уронила Ксюша.

– Так что же ты не подумала, что опасно связываться со мной? – Проговорил я, вдавливая нож чуть глубже. Крошечная капля крови выступила на белой ткани. Меня опять встряхнуло будто током.

– Я думала… думала… ты… – зрачки Ксюши заполняли ее радужку почти целиком. Она едва ворочала языком, отвечая мне. Я и сам был как в тумане. Провел ножом выше, подцепил пальцами трусики, натянул их так, что ткань впилась в ее щель… и резанул ножом. Раз, второй, и стащил их с моей девочки. Поднял к носу, втягивая ее пряный, чуть изменившийся запах.

Запах беременной самки. Голову повело, когда я представил, что сейчас внутри тела Ксюши какая-то часть меня притаилась и ждет, чтобы начать расти, разрывать ее лоно, растягивать так, как никогда не растянуть мне, а потом выдираться у нее между ног, причиняя боль, недоступную мне.

Край ножа скользнул по ее выбритому лобку и спустился к двум пухлым губкам, закрывающим ее жемчужину, словно раковина. И вошел в щель между ними, как устричный нож, раскрывающий створки. Я слегка повернул его, чтобы сломать сопротивление, и Ксюша непроизвольно развела бедра как можно шире, чтобы избежать боли.

Ее вульва, раскрытая как цветок, пульсировала передо мной. В середине было отверстие, манившее своей темнотой. Туда хотелось вогнать нож, руку, хуй, что угодно! Заполнить ее до упора, поиметь, сделать своей!

– Что ты… делаешь? – Ксюша тяжело дышала.

– Собираюсь вырвать своего ребенка из тебя, – ухмыльнулся я. – Или вырезать.

Мой нож потеребил ее малые губки, набухшие от крови и красноватые. Я увидел пульсирующую горошинку клитора и осторожно кончиком лезвия дотронулся до нее. Ксюша застонала.

И тут я сложил наконец все признаки: расширенные зрачки, ее тяжелое дыхание, набухшую вульву и сочащуюся из темного входа влагу.

Она была возбуждена! Не меньше, черт возьми, чем я!

Я тут пугаю ее и мучаю, собираюсь трахнуть ножом, засунуть кулак внутрь и вытащить матку через влагалище, заставить ее выкинуть этого чертового ребенка, а она хочет этого! Хочет, чтобы я ее поимел, чтобы трахнул самым извращенным способом!

– Ах ты, маленькая… – я задохнулся, не договорив. То, что Ксюше нравилось происходящее, сделало это для меня еще более желанным. Ее удовольствие и желание отражались и усиливали мои. Мы умножались друг на друга в стремлении почувствовать боль. Я Ксюшину, она свою.

Я протянул руку и обнял пальцами ее горло. Придвинулся ближе, обросил нож и грубо смял другой рукой нежный цветок ее вульвы. Выкрутил губки, сжал в кулаке, одновременно стискивая пальцы на ее шее.

Ксюша попыталась сглотнуть, дернуть руками, но только развела бедра шире, пуская меня к себе, и я почувствовал, как струится по машине ее густой пряный запах. Со всего размаху я шлепнул ладонью по раскрытой пизде. Ксюша вскрикнула, но я сдавил шею сильнее, и она распахнула глаза, дрожа крупной дрожью.

Эх, вот прищепки и плети я взять не догадался. Думал, хватит ножа и кулака.

Придется импровизировать.

Я щелкнул застежками ремней, привязывающих Ксюшу к машине. Подобрал нож и срезал с нее футболку, открывая нежную грудь с напрягшимися сосками. Мои зубы сжались вокруг одного из них, а второй я выкручивал пальцами, пока она не начала кричать в голос. И за это получила смачную оплеуху, от которой ее голова мотнулась в сторону, а слезы брызнули на обшивку сидений.

– Сучка, какая же ты сучка… – восхищенно бормотал я, раскладывая ее обнаженное тело на заднем сиденье и чувствуя себя как малыш в Диснейлэнде. Можно делать, что угодно. Душить ее, бить по лицу, мять грудь, пока она не нальется густо-фиолетовым, царапать кожу на животе ножом, дергать за половые губы и грубо вгонять внутрь два, три, четыре пальца. А потом в зад. А потом опять в пизду.

Меня трясло не меньше Ксюши. Она стонала и кричала в голос, не сдерживаясь, а я уже мучил больше себя, чем ее, чувствуя, как швы джинсов натирают разбухший до невозможности член.

Но я никак не мог решить, какая из ее дырок достойна того, чтобы я залил ее спермой. В какой из дырок он причинит ей больше всего боли. И даст больше всего удовольствия.

В итоге я выволок ее наружу прямо со все еще скованными руками, загнул раком на капот машины и без затей вогнал хер в текущую пизду. Ксюша взвыла так, как не выла от самой лютой боли. А потом ее тело начал бить сильнейший оргазм. Внутренности сжимали меня в конвульсиях, так что даже двигаться не надо было, она сама елозила по мне и верещала как резаная, пока я продолжал лупить ее по краснеющей попке и трахать двумя пальцами узкую дырочку чуть выше той, где сновал мой член.