- Ты путаешь науку и познание, - Кирсанов начал сердиться. - Это целью познания может быть стремление к достижению абсолютной истины. Наука занимается более приземленными вещами. Часто заблуждения ученых становятся величайшими открытиями.
- Например?
- Самый наглядный пример - гелиоцентрическая система Коперника. По его ошибочному представлению об устройстве мира планеты двигались не только по правильным круговым орбитам вокруг Солнца, но и по многочисленным эпициклам, которые понадобились ему для того, чтобы получать хотя бы приблизительно точные значения положения планет на небесной сфере. В данном случае, эпициклы - прямая подтасовка данных. Давай, осудим его и перестанем называть ученым.
- Неудачный пример. В этом суть занятий наукой - полученные данные неоднократно проверяются, прежде чем стать установленным фактом. Коперник был честен. Он сделал все, что смог. Его дело продолжил Кеплер, а потом и Ньютон. Они были настоящими учеными. А лживые и разумные подлецы только показывают свою дурость. Любая подтасовка данных рано или поздно становится известной.
- Неужели, Панов, ты действительно так думаешь? - спросил Кирсанов, словно давая возможность покаяться и исправиться.
- Конечно, - ответил я. - Потому что именно так наука развивалась многие века. "И все-таки она вертится", - сказал Галилей инквизиции, и был прав. Как мы теперь знаем. Земля вертится.
- Не говорил Галилей этого, - возразил Кирсанов. - Эту сказку придумали вот такие же упертые моралисты как ты.
- А если и придумали, все равно были правы! Это очень полезная легенда.
- Вот все вы такие - чистоплюи. Одна ложь для вас преступление, а другая, полезная вам, вполне себе разрешается. И все бы ничего, но вы считаете, что это вы наделены особым человеческим качеством, позволяющим решать, какая ложь позволительна, а какая должна быть запрещена.
Мне осталось лишь улыбнуться в ответ. Упрек в свой адрес я не принял.
Павел Павлович Павлов
Беседы с Кирсановым были полезны и многому меня научили, хотя бы точно формулировать мысли, но ни на шаг не приблизили к тому идеальному миру "настоящей науки", который я себе придумал.
По тихим коридорам Университета действительно ходили великие люди, о которых я столько читал в учебниках и монографиях. Мне было разрешено вежливо здороваться с ними, и я радовался, когда мне отвечали. Иногда формально, иногда с доброй улыбкой, за которой читался профессиональный интерес - вот какие люди придут нам на смену. Это было очень приятно, но я понимал, что вести с ними откровенные беседы о своих гипотезах пока еще рановато. Почему, собственно? Наверное, не хватало наглости. А может быть, стеснялся. Первое, что приходило в голову - у них своих идей полно, нехорошо отрывать их от работы (то есть занятий той самой "настоящей наукой", к которой я стремился).
Когда пришло время выбирать тему для дипломной работы, я почти решился предложить свою - о природе магнитаров, таинственных и удивительных нейтронных звезд, обладающих исключительно сильным магнитным полем, но не успел. Мне на выбор предложили две темы: калибровку N-образных измерительных щелей или составление таблиц для астролябии Данжона. Я тяжело вздохнул и выбрал калибровку N- щелей.
И ведь справился. Разработал методику наблюдений, вывел формулы, написал программы обработки данных и отправился в командировку в южную астрономическую обсерваторию, где специально для меня было выделено время для работы на настоящем телескопе.
Работа над дипломной работой полностью захватила меня, я выполнил ее с удовольствием, и был рад, когда узнал, что результаты ее обещали напечатать в Ученых записках Университета. Это была первая самостоятельная публикация - событие, которое запомнилось на всю жизнь. Теперь можно было подумать и о магнитарах.
На кафедре, впрочем, по-своему решили вопрос о моем дальнейшем трудоустройстве. Сразу после удачной защиты диплома, меня подвели к элегантно одетому человеку с аккуратно подстриженной бородкой. Глаза его скрывали темные очки, но, судя по безмятежной улыбке, с которой он рассматривал меня, можно было догадаться, что я произвел благоприятное впечатление на своего потенциального вербовщика. Выглядел я счастливым, усталым и готовым к проведению сложных научных исследований.
- Повезло вам, Панов, - шепнул куратор группы. - Многие более достойные студенты с удовольствием бы поменялись с вами местами.
- Совершенно верно, вам многие позавидуют, если вы присоединитесь к нашему коллективу, - подтвердил элегантный человек, снял очки и представился: - Павлов, Павел Павлович. Я представитель заказчика.
Глаза его были лучезарны и честны. "Непонятно, зачем он их прячет?" - подумал я. - "Наверное, не хочет, чтобы его считали излишне мягким человеком. Мол, руководящая работа требует определенной жесткости, иначе подчиненные не поймут".