Млечный Путь № 4 2020

Но быстро выяснилось, что у Капицы и Курчатова совершенно разное понимание стратегии работы.

Естественно, оба "медведя" начали борьбу за лидерство. Позже, объясняя свое поведение в этих условиях Капица писал Сталину:

"Всегда выбирается один план и один генерал для руководства".2

Важнейшим фактором успеха в этой борьбе было то, на чьей стороне окажется Берия. Очевидно, что он был на стороне Курчатова, стратегию которого - "американский вариант конструкции" - в значительной мере сам Берия и инициировал. К тому же, Курчатов для Берии был гораздо более удобен с точки зрения лояльности и управляемости как глубоко советский по своему духу человек, чем космополитичный и упрямый Капица. Поэтому, думаю, Берия сознательно шел на обострение отношений с Капицей.

Петр Леонидович быстро понял, что при таком раскладе сил ему не удастся осуществить свои представления об организации советского атомного проекта и уже через полтора месяца после начала работы в Спецкомитете, 3 октября 1945 года обратился к Сталину с просьбой об отставке, мотивируя это, главным образом, не сложившимися отношениями с Берией:

"...товарища Берия мало заботит репутация наших ученых (твое, дескать, дело изобретать, исследовать, а зачем тебе репутация). Теперь, столкнувшись с тов. Берия по Особому Комитету, я особенно ясно почувствовал недопустимость его отношения к ученым. Когда он меня привлекал к работе, он просто приказал своему секретарю вызвать меня к себе. (Когда Витте, министр финансов, привлекал Менделеева к работе в Палате Мер и Весов, он сам приехал к Дмитрию Ивановичу.) 28 сентября я был у тов. Берия в кабинете; когда он решил, что пора кончать разговор, он сунул мне руку, говоря: "Ну, до свидания"... уже пора товарищам типа тов. Берия начинать учиться уважению к ученым... Поэтому прошу Вас, чтобы Вы дали согласие на мое освобождение от всех назначений по СНК, кроме моей работы в Академии наук".3

Разумеется, Берия узнал об этом письме в тот же, или на следующий день, 4 октября "по своим каналам" до передачи его Сталину. И готовился выслушать реакцию "хозяина" на эту дерзость Капицы.

Реакция последовала быстро - в ночь с 5 на 6 октября. Вечером 5 октября Берия был у Сталина с Молотовым и Маленковым, обсуждая "текущие вопросы" более двух с половиной часов, с 18-10 до 20-50.4 Вышли от Сталина вместе с Маленковым и, простившись, разошлись по кабинетам. Закончив работу, Берия собрался было уже ехать домой отдыхать, но где-то около полуночи последовал неожиданный вызов из приемной Сталина. В приемной он с недоумением увидел и Маленкова. Оба вошли в кабинет в 0-50 и очень быстро - через 10 минут, в 01.00.5 - вышли из него. На этот раз при прощании на лице у Маленкова мелькнула сочувственная усмешка.

Оказалось, что Маленков появился в приемной не зря. Он был членом Спецкомитета и, как Секретарь ЦК, исполнял обязанности партийно-кадрового контроля. Вот в его присутствии Сталин и прокомментировал письмо Капицы.

С точки зрения Сталина это письмо было следствием "бытового конфликта" между Капицей и Берией, не имевшего отношения к сути работы Спецкомитета и не изменявшего роли Капицы как "научного комиссара" при Курчатове. Поэтому Сталин ограничился тем, что сделал Берии "внушение" - нужно учитывать обидчивость Капицы и в дальнейшем не давать повода для ее разрастания. А Маленкову было велено приглядывать за поведением обоих ершистых оппонентов на заседаниях Спецкомитета и не допускать там "кухонных склок". Само же письмо было велено с Капицей не обсуждать, и оно должно остаться без ответа.

Берия, конечно, согласился с этим, но учел этот урок по-своему: Капицу нужно убрать из Спецкомитета, но убрать убедительно, "с пользой для дела", так, чтобы и Сталин согласился с этим.

Ведь с аппаратной точки зрения Сталин превратил это письмо в пощечину, нанесенную Берии Капицей, причем пощечину демонстративную, к тому же, на глазах "парткомиссара" Маленкова.

То, что Берия простить этого Капице не мог, а также то, что он был "мастером аппаратной интриги", не вызывает сомнения. Тем более интересно, что в случае с интригой против Капицы проявления этого искусства оставили эвереттические следы.

Как известно, и сам Спецкомитет, и его состав и функции - это совершенно секретные вещи. Каково же было удивление советского руководства, когда Берия получил телеграмму резидента НКГБ СССР в Вашингтоне "Вадима" о его встрече с министром торговли США Уоллесом, бывшим вице-президентом США при Рузвельте. В телеграмме говорилось, что

"Уоллес позвонил ему лично и пригласил в мин<истерст>-во торговли на завтрак, к<оторы>-й состоялся 24.10.45. Интересовался, какова будет реакция, если США пригласят группу сов. ученых для ознакомления с наукой США. Трумэн очень хочет Капицу... Уоллес интер<есовал>-ся реакцией СССР на происх<одящу>-ю в США дискуссию об охране секрета произв<одст>-ва атомной бомбы".6

Эта телеграмма была доведена до Меркулова и Молотова, а, по его рекомендации, и до Сталина. На тексте телеграммы имеется резолюция Молотова: