– Это тоже приказ. Распоряжение врача. – Она показала на кадуцей в петлице.
– Спасибо, доктор, – повторил он. – Я только навестить пришел, я не пациент.
– Она пациент, – врач кивнула на койку.
Солдат посмотрел на распростертую на койке умирающую женщину, склонился к ней, взял ее руку и зашептал ей на языке, которого врач не понимала.
Холод.
Лежа на берегу в луже крови и тающего снега, она вслушивалась в канонаду, рев моторов, лязганье траков, что угодно, что указало бы: она не одна. Рук она уже не чувствовала, хотя видела правую на спусковом крючке своего «токарева-40», указательный палец примерз к металлу. Боли там, где снарядный осколок вошел ей в живот, она уже не ощущала, только холод. И холодное утешение при виде тел, разбросанных по льду у другого берега, одиннадцать черных точек на беспощадном белом снегу, на одиннадцать ваффен СС меньше, одиннадцать и еще двести три, записанных в книжке снайпера, всего на двести четырнадцать меньше тех, кто может угрожать…
Перед ней на миг возникло в ночи лицо Селима, а затем снова все накрыла тьма.
Она прислушалась.
Лаяла собачонка Оори.
– Помоги… – из пересохшего горла сквозь потрескавшиеся губы последней капелькой оставшейся силы упало слово.
Лай стих, но тишина не вернулась. Послышался звук вроде шелеста листьев на ветру.
Нет, постойте, сейчас зима, белый камуфляжный маскхалат для снега. Ни травы, где можно спрятаться, ни листьев, шепчущих ветру.
Шепот.
– Она жива?
– Не знаю.
Женщина шепчет по-русски.
Еще один голос – тоже женщина, или богиня.
– Пожалуйста, – еще одна капелька силы ушла, но сейчас она видела Селима с его широкой кривоватой улыбкой. Попыталась коснуться, не дотянулась. Неужели это Огушин, собирательница душ, или девятихвостый лис Кумихо? Она больше не могла различить реальность и бред. Оставались силы только на то, чтоб надеяться:
– Прошу, собачонка Оори, соединяющая влюбленных в разлуке…
Тьма сгустилась
– Прошу, небесная дева Онэули, покровительница сирот, прошу, Сестра Солнце и Братец Месяц…
– Прошу, хотя бы на миг…
– Дайте мне увидеться с родными…
– Вы были… близки? – спросила врач.
Солдат открыл рот, снова закрыл. Его глаза смотрели вдаль, сосредоточенные на чем-то невидимом.
– Извините, – сказала врач. – Глупый вопрос.
Солдат кивнул. Врач поняла его как «Да, мы были близки», а не как «Да, глупый вопрос».
Дыхание женщины стало затрудненным: серия резких вдохов-выдохов, затем более медленных и снова резких.
– Теперь недолго, – сказала врач. – Простите.
Солдат достал из кармана своей формы затрепанную записную книжку. Врач склонилась, чтобы посмотреть на нее.
– Ее дневник?
– Ее снайперская книжка.
– А, вижу…
Фамилия капитана Кривый, он украинец.
– Возраст?
– Девятнадцать, – ответила она. Совесть кольнула: вранье.
– Национальность?
– Узбечка, – снова укол, слабее.
– Почему хочешь на фронт?
Она не ожидала этого вопроса. Такой вопрос не задали бы мужчине. Или русскому.
Она пробежалась мысленно по списку правдоподобных вариантов лжи, и остановилась на частичной правде:
– Я хочу быть снайпером.
Капитан поднял взгляд от своих заметок. Льдисто-голубые глаза вперились ей в лицо.
– Снайпером? – сказал он. – А что ты разглядишь своими… – он прищурился, передразнивая ее черты.
Она посмотрела в спекшуюся пустыню за окном. В отдалении ехал в их сторону грузовик, поднимая облако пыли позади. Она показала в том направлении.
– Номер машины 43-11. – И вновь посмотрела на капитана.
Капитан встал, подошел к окну. Посмотрел на приближающийся грузовик, сощурился, на сей раз чтобы сосредоточить взгляд, высунулся из окна.
– Я вижу 11, – медленно сказал он. И после паузы: – Да. 43-11.
Он вернулся за стол, зачеркнул строчку в своем блокноте и написал другую.
– Годишься, – сказал он, а потом крикнул: – Следующий!
Рука женщины напряглась, слегка дрогнула. Солдат вложил снайперскую книжку в ее ладонь. Еще одно дрожание.
Врач прислонилась к дверному косяку. Дерево скрипнуло. Солдат поднял голову.
– Целый час ее выносили с берега, – сказал солдат. – Две сестры из медсанбата. В темноте. Под вражеским огнем. – Он покачал головой. – А потом еще тащили ее в дивизионный госпиталь, три километра.
Он коснулся своей груди, две медали звякнули.
– Что я ни сделай, мне с ними не сравняться.
Рука доктора шарила в кармане кителя. Пальцам нужно было что-нибудь – сигарета, скальпель; она теребила шов в кармане, скручивая волоконца ткани в шарик. Резать и шить легко. Слушать трудно.
Она посмотрела на книжку.
– Я запомню ее имя. Героев нельзя забывать.
Солдат поднял голову, посмотрел врачу в глаза. Она увидела в его взгляде сомнение, которое кристаллизовалось в решение.
–Это не ее настоящее имя, – медленно сказал он и вновь посмотрел на умирающую.
Врач посмотрела тоже. Сравнила черты умирающей и солдата, натренированный взгляд отметил различия.