Несколько месяцев спустя, однажды вечером я бродил по окрестностям Лемингтона. Насколько помню, мое внимание, главным образом, было отдано лучам закатного солнца: они так живописно высветили башни замка в Уорвике – он стоял всего в двух милях от того места, где я находился. Утверждаю, я совершенно не думал о Томе и не вспоминал о нем в тот момент. Высокий, темноволосый человек шел по тропинке мне навстречу. Его глаза были устремлены на меня; их взгляд был так знаком и полон дружеского участия – это был Том! В тот момент мне не только не пришло в голову, что он несколько месяцев назад умер, я был скорее удивлен тем, что он делает здесь, в сотне миль от Лондона. Тем не менее все было совершенно естественно. Единственное, что меня поразило, это то, что он прошел мимо и не поздоровался со мной; более того, похоже, даже не заметил протянутую мной руку. Я был совершенно обескуражен. Мгновение спустя, когда растерянность моя прошла, я обернулся, чтобы окликнуть его, но я был абсолютно один – ни души кругом. Я оглянулся – ни впереди, ни позади меня никого не было. Это я помню отчетливо.
Нет нужды объяснять мои чувства: они были смутны, я пребывал в полной растерянности. То, с чем я столкнулся, было ничем иным, как воплощением души – призраком умершего друга. Он подал мне знак, что наша дружба продолжается – пусть и не так, как прежде, – а потом исчез. Как бы там ни было, но я не могу не доверять своим чувствам. Стоит ли говорить, какое сильное впечатление оказало на меня происшедшее, как суматошно на протяжении многих и многих месяцев начинало биться сердце, едва я вспоминал о том, что тогда произошло. Я, почти не верящий в привидения и призраки, вынужден был сдаться, – месяц за месяцем, снова и снова я приходил на то же место, где произошла встреча, – всегда в один и тот же час, в мельчайших подробностях повторяя то, что мог припомнить, но ничего не происходило. И хотя каждый раз я возвращался ни с чем, моя убежденность в том, что мертвые действительно мертвы, постепенно таяла.
Однажды – минуло, по крайней мере, несколько недель с той поры, как я забросил попытки повстречать призрак еще раз – я просто шел по улице, гулял без всякой цели. И вот я очутился там, где проходил множество раз – место это было мне хорошо знакомо. Вдруг легкое дуновение ветерка донесло до меня запах – он был очень знаком, особенный такой аромат, который я никогда ни с каким другим не спутаю. Я не знаю, как называется это растение, и, даже если мне его покажут, не признаю его по внешнему виду, но запах – никогда не забуду. Потому что оно росло в саду у Тома Худа, в его удивительном саду, в пригороде Лондона.
И сразу затем столкнулся… с моим призраком. Он материализовался, как я установил потом, в виде одного местного жителя. Господин этот был высок, кареглаз, дороден и большенос. Но нос его был приставлен к лицу, которое мне совершенно ничего не говорило. Я столкнулся с ним, идя по улице. Он не поздоровался, я – тоже. Но, скорее, от неожиданности. Пройдя шагов двадцать или тридцать, я остановился и оглянулся: призрак исчез – просто растворился. Укрыться ему было негде.
По крайней мере, я тогда так думал. Но потом тщательное исследование показало, что он свернул в незамеченный мной переулок. Как раз тогда, когда я пребывал в замешательстве.
Данное объяснение я привожу не потому, что оно полностью меня удовлетворяет, а потому, что на меня мог так подействовать знакомый запах – потому я и принял этого бедолагу за моего призрака. Чтобы воображение смогло отыскать следы сходства – а такое случается! – нужен толчок. Вот запах и стал им. Ассоциация возникла незаметно, я не осознавал ее, все сделал мой мозг, превратив совершенно непохожего на моего друга человека в
Разумеется, мне хочется верить в то, что Том Худ на самом деле сдержал свое обещание и пришел ко мне из другого мира. Но, в то же время, хотелось бы жить в согласии с самим собой и иметь твердую уверенность в том, что более такое не повторится.
Анатолий БЕЛИЛОВСКИЙ
СОБАЧОНКА ООРИ
Молодой боец вскочил, вытянулся по стойке «смирно».
– Вольно, товарищ ефрейтор, – сказала офицер. – Садитесь, пожалуйста.
Белый халат на ее плечах скрывал погоны, оставлял на виду только кадуцеи в петлицах.
Солдат колебался. Офицер прислонилась к стене, халат упал с одного плеча, открывая погон с тремя звездочками и двумя просветами. У солдата округлились глаза.
– Прошу прощения, товарищ полковник, – сказал он и начал садиться, медленно и неуверенно, словно само тело сопротивлялось мысли сидеть при стоящем офицере.
– Сядьте, – сказала офицер тверже, тоном приказа.
– Спасибо, товарищ полковник, – сказал солдат; увидел, как нахмурилась офицер, и добавил: – В смысле, доктор.
Офицер улыбнулась и кивнула. Прядь седеющих волос выбилась из узла на ее затылке и упала на лицо. Она убрала волосы за ухо нетерпеливым жестом.
– Продолжайте.
Солдат снова заколебался.