— Мог бы и сообщить, — просипел дед. — У меня кружится голова, и я плохо помню, что было в последние дни. Что я делал в больнице?
Дед умный, сильный и здравомыслящий. Если я скажу ему правду, он наверняка воспримет ее достойно.
— Подожди, — вдруг встрепенулся он, — ты забрал меня из отдела репликации?
Пока я раздумывал, что ему сказать, он схватил меня за руку и дернул.
— Я сыграл в ящик, и меня реплицировали?
Деваться мне было некуда.
— Не совсем, — пробормотал я. — Медицина далеко продвинулась, пока я отсутствовал. Скажи, как ты себя чувствуешь?
— Хорошо, — ответил дед. — Значит, репликация. Поэтому меня и подводит память. Меня восстановили по последней записи, которая была сделана дня три-четыре назад.
— Три дня, — подтвердил я. — Я прилетел три дня назад.
Потом я рассказал ему про вечер со столетним коньяком, про вулкан Потокол и про бессонную ночь, которую мы с ним провели.
— Отлично, — сказал дед. — Что ж, мы еще выпьем коньяку и еще слетаем на Потокол. А сейчас я немного подремлю.
Он говорил так, словно не умер и был реплицирован, а вернулся из какого-то своего путешествия.
Я украдкой смотрел, как он сладко засыпает, потом выключил автопилот и направился к дому, размышляя, как сообщить второму деду о том, что есть еще первый дед.
Незадолго перед посадкой дед два проснулся. Похрустел пальцами и пристально глянул на меня.
— А теперь рассказывай все, — приказал он. Я совсем забыл о его невероятной интуиции и о том, что ничто не ускользает от его взгляда и ума.
Я рассказал ему о первой репликации. Сказал, что дед один точно такой же, как он, только утратил основную память.
Дед два слушал и молчал. Затем, когда я кончил объяснять, спросил:
— И где тот, первый, спит?
— Ну… — смутился я. — Когда мы вернулись домой и я понял, что у него проблема…
— Он спит в моей постели? — прервал меня дед два.
— В сущности, да, — признался я.
— В моей пижаме?
— Другой не было.
— И зубы чистит моей щеткой?
— Строго говоря, вы двое — это одно и то же… — начал я туманно объяснять, но дед два меня прервал:
— Глупости. Скажи еще, что он пил столетний коньяк.
— Мы сильно волновались.
— М-да, — сказал дед два, замолчал и более ничего не говорил до самого прибытия.
Ситуация была довольно сложная, и я, зная буйный нрав деда, который теперь был в двух лицах, ожидал бурную встречу, совершенно не представляя, как она начнется, как будет протекать и чем завершится.
Когда мы приземлились, дед два проворно выскочил из коптера и, не дожидаясь меня, поспешил к дому. Я побежал за ним, а в голове у меня кружились страшные варианты встречи двух моих дедов, которые, в сущности, были одним.
Дед один сидел на большой террасе и внимательно читал какую-то книгу. Дед два остановился, и когда я, задыхаясь, догнал его, тихо спросил:
— Это он, то есть я?
Я кивнул.
— Хм, — удивился дед два, — выглядит интеллигентно, читает книгу, это весьма редко встретишь в наше время.
— Конечно, это ведь тоже ты, — сказал я. — Книги — твое любимое занятие. Значит, и его тоже.
— Ты так думаешь? — дед два смотрел на деда один, то есть на себя самого, и морщил брови.
— Э, — воодушевленно и, насколько я мог уловить, смиренно сказал он. — Пойду познакомлюсь с самим собой. Ты можешь оставаться здесь, а лучше пойди и приготовь ужин. На троих.
Дед два направился к деду один, оставив меня в изумлении наблюдать эту драматическую встречу.
Впрочем, ничего драматического не случилось. Дед два и дед один поздоровались, потом дед два подсел к деду один и начал что-то ему говорить, время от времени заливаясь типичным для них или, точнее, для него смехом. Я видел, как они с любопытством глядят друг на друга, как хлопают друг друга по плечам в приступе буйного смеха, хотя что такого смешного они могли говорить, если дед один не помнил многие вещи. Может быть, дед два открывал ему мировые истины, а может быть, наоборот, дед один в своем незнании прошлого был своеобразным зеркалом для деда два. Таким, которое показывает его со стороны. Этого я никогда не узнаю. Никогда не смогу понять, каково это — встретить самого себя.
Вечер прошел прекрасно. Дед два решил объяснить ситуацию деду один. Я попытался его остановить, опасаясь за душевное спокойствие первого деда, но второй сам меня остановил.
— Не говори глупостей, молодой человек, — срезал он меня, когда я разливал столетний коньяк. — Ведь он и я — одно и то же. Я прекрасно знаю, что может меня свести с ума, а что я могу понять и принять.
— Но… — попытался я возразить.
— Разве есть на этом свете что-то, что я не могу понять? Что не могу объяснить? Что-то, что так меня поразит, что я свихнусь? А? Разве ты меня не знаешь?
— Это так, — согласился я, но мысленно стал молиться, чтобы все прошло нормально.
Дед два был прав. Дед один даже глазом не моргнул, когда ему сообщили, что он является не очень удачной репликой. И что дед два — тоже реплика.
— Да, — сказал он, выслушав наши объяснения. — Теперь все понятно. Как ты думаешь, наш объединенный ум будет вдвое мощнее?
Да, это был мой дед. Никаких сомнений.