— Вот чем плохи плохие мужья? — думала она, когда бывали силы думать. — Жалеешь, что вышла замуж, а ведь, не выйди ты замуж, не было бы и детей. Получается, жалеешь, что детей родила — предаешь их, а они-то в чем виноваты?
Она никогда раньше не задумывалась, хороший у нее муж или нет, ее отвращение к нему возникло внезапно и необъяснимо, но сил не хватало анализировать прошедшие годы, ни на что не хватало сил, да и мысли стали путаться и рваться — короткие обрывки, какие-то тени мелькали в сознании, но все реже и реже.
— Да как это ты не знал?! — зло сказала Нинелька. — Все знали, а ты не знал? Мы ее всем хором месяца два уговаривали к врачу сходить, она же кашляла непрерывно. Не знал он!
Он вспомнил, что да, кашляла, даже спать мешала ночью, почему-то именно ночью кашляла сильнее, чем днем. Он просыпался, ворочался, она вставала и уходила на кухню, утром он заставал ее спящей на диване в гостиной. Почему же она к врачу не шла?
— Так она ведь, вообще, от тебя все болячки скрывала! Ты же ей, когда вы женихались, сказал, что терпеть больных не можешь, они у тебя брезгливое чувство вызывают, я сама это слыхала.
— Я такое сказал? — поразился он. — Не может этого быть! Она скрывала, что болеет? Да у нее было железное здоровье, она даже не уставала никогда, ты о чем?
— О том, что ты сволочь, дружок. — Нинелька злобно бросила вилку на тарелку, резко встала и пошла в прихожую.
В комнате стало тихо, гости старались не смотреть на него, тесть крутил рюмку в подрагивающей руке, теща, вообще, отвернулась и плакала беззвучно в платок.
Он стоял перед столом, как подсудимый перед присяжными и не знал, куда деть руки, куда смотреть, что сказать.
Комната была уютная, затененная разросшимся снаружи плющом.
Отгораживать угол не пришлось, не пришлось и теснить детей, все получилось очень удачно.
Миниатюры
Леонид Ашкинази
Способность к эксперименту
«Во многих НФ-произведениях рассматривается возможность, целесообразность, мотивы, последствия и т. д. и т. п. наделения роботов человеческими чертами. Наделение чертами, с точки зрения инженерной, — это просто установление значений тех или иных параметров. Например, способность к иррациональному состраданию — у человека ее значения обычно находятся в каком-то диапазоне, а у робота ее значение, по классическим взглядам, должно быть равно нулю.
Или, скажем, интеллект — в самом примитивном понимании. У человека его уровень обычно лежит в некоторых пределах, а если вы предъявите нечто существенно более умное, то возникнут естественные сомнения. Конечно, и человек может быть похожим на нечто нечеловеческое, причем суждение мы выносим “по сумме баллов”. И суждение не обязано быть бинарным, черно-белым, или — или. Можно и про человека сказать: “Это не человек, а какая-то бездушная машина”, и про робота: “Ну, совсем как человек себя ведет, я даже временами теряюсь”. Параметры, значения которых определяют наши суждения, как мне кажется, не столь уж многочисленны, правда?»
Я останавливаюсь и жду ответа. Моя более молодая коллега, начинающий педагог, задумчиво смотрит на свет ламп в помещении сквозь изящную двустенную стеклянную чашечку с чаем, улыбается и говорит:
— Насколько я знаю, у разных моделей это по-разному, от, естественно, нуля — у старых моделей, до десятка — у современных. Не знаю, бывает ли больше.
Она улыбается, но мячик на моей стороне поля, и приходится отвечать:
— Психологи так и не создали единой теории психики, поэтому сам список базовых черт у них разный и количество тоже. Но вот вопрос — если значения этих параметров могут устанавливаться вручную, то по каким соображениям можно их определять?
Она какое-то время размышляет (или делает вид, что размышляет — из вежливости?)и отвечает тривиальностью:
— По соображениям эффективности в решении конкретной задачи. Например, с кем-то эффективнее быть деловым, конкретным и жестким, с кем-то — наоборот. Поскольку мы с вами педагоги — я киваю, — то нам обоим как раз было бы полезно иметь управляемые установки параметров — ведь с разными учениками эффективно быть разным, правда?
— Да, конечно, — радостно отвечаю я, — но педагог умеет это, даже если он человек.
Ответ следует незамедлительно и жестко:
— Да, конечно. Но робот перестроится быстрее, считайте — мгновенно. Кроме того, у человека есть «ядро», «собственно он», и далеко уйти от ядра трудно, и, наконец…
Я пытаюсь перехватить инициативу:
— Всякая перестройка оставляет осадок, некий груз на психике.
Теперь кивает она. Пауза. Я решаю вернуться к теме.
— И еще одна проблема. Вот у Пелевина описана ситуация, когда параметры могут устанавливаться, помните? — Она кивает. — Но у него же описана ситуация, когда робот получает доступ к установке своих параметров.
— Да, — отвечает она чуть-чуть агрессивно, — и что с того?
— Но у него этот «самодоступ» ни к чему хорошему не привел.