Мизерере

— Мы снова встречаемся с ним в разрушенном городе в сорок седьмом году. Его задержала американская военизированная полиция неподалеку от «Onkel Toms Нuttе»[16] в зоне, оккупированной американцами.

Груды камней перед разрушенными домами. Забитые пылью каналы. Кучи сухого дерева, обожженного солнцем. Истощенные прохожие с ошалелым взглядом бродят в поисках еды. Разделенный на сектора послевоенный Берлин. Тело города поражено проказой, изъедено язвами…

— У нас нет фотографий Хартманна того времени, но в рапорте американцев он описан как безумный. Бродяга-мистик, предсказатель, вшивый и грязный. Состояние здоровья критическое. Истощение. Обезвоживание. Обмороженные ноги. И следы хлыста по всему телу. Эти шрамы сбили американцев с толку. Похоже, Хартманна пытали. Но кто? Музыкант объяснил на допросе, что сделал это сам. В отличие от нацистских преступников, с которыми беседовали психиатры на Нюрнбергском процессе, он говорил по-английски. Мне удалось раздобыть одну запись: это нечто. Я дам вам копию.

— В каком смысле?

— Сами увидите.

Армянин смотрел на серые руины. Куски стен, которые уже ни с чем не соединялись. Дыры, провалы, похожие на пустые глазницы.

Новый диапозитив.

Тот же город, почти отстроенный заново.

— Пятьдесят пятый год. Берлин возрождается из пепла. Как и Хартманн. Он уже не такой безумец. Я хочу сказать, он организует свою жизнь. В «нулевой год Берлина»[17] музыковед пламенными речами собрал нечто вроде группы. Женщин, мужчин и особенно детей. Берлин кишит сиротами. Шайка представляет собой околорелигиозную группировку.

— Секту?

— Да, подобие секты. У них есть помещение в советской зоне. Они кормятся разными заработками, в частности шитьем. Поют на улицах, просят милостыню. О культе, который проповедовал Хартманн, мало что известно. Судя по всему, он… обращен в прошлое.

— В каком смысле?

— Дети одеты в традиционные баварские костюмы. Сектанты не имеют права прикасаться к некоторым материалам или пользоваться современными приспособлениями.

Касдан вспомнил показания одного из свидетелей — ветерана, жившего неподалеку от церкви Блаженного Августина. Дети в зеленых шапочках, кожаных штанах и башмаках времен Второй мировой войны. Все совпадало. Старый подонок, нацист и мистик, наверняка давно умерший, преодолев время и пространство, прислал в Париж натасканных маленьких убийц. Армянину требовались даты.

— Когда Хартманн уехал в Чили?

— В шестьдесят втором. В Берлине у него начались неприятности. Поговаривали о педофилии, но доказательств не нашлось. Ходили также слухи о жестоком обращении, о похищении несовершеннолетних, и это куда больше похоже на истину. Наказание было основой веры Хартманна. Боль — единственный путь, ведущий к благодати, к слиянию с Христом. Ничего нового. Но, похоже, Хартманн чересчур увлекся этим символом веры. Детям, «его» детям, как он их называл, очевидно, жилось несладко.

Изображение снова сменилось. Групповой портрет. В первом ряду белокурые дети, без шапочек, все в баварских кожаных штанишках. Во втором ряду мужчины и женщины, молодые, крепкие, в белых рубахах и полотняных штанах. Справа — прямой как жердь Хартманн. Высокий, худой, в круглых очочках, он сохранил свою густую и жесткую черную гриву.

— Посмотрите-ка на Хартманна. Неплохо сохранился? Похож на вожатого, ведущего подопечных на экскурсию. Только вместо экскурсии он поведет их в ад. Перед отъездом гуру отобрал лучших.

— Он хотел основать арийскую общину?

— Только не в генетическом смысле. Хотя говорят, что Хартманн контролировал деторождение в своей секте.

— Как это?

— Подбирал пары. Решал, какой мужчина и какая женщина могут соединиться. Но в его творении эта селекция была не главной. Скорее он стремился к духовному перерождению. Превращению, которое свершалось благодаря вере и наказанию. Дело тут не в евгенике. Впрочем, в Чили он постепенно окружил себя врачами, специалистами…

Касдан подумал о безумных хирургах, мучивших Петера Хансена. Очевидно, Хартманн в этом участвовал. Не исключено, что все происходило в его секте.

— А где Хартманн жил в Чили?

— На юге, примерно в шестистах километрах от Сантьяго, между городом Темуко и аргентинской границей. Тогдашние власти предоставили секте особый статус благотворительной организации и тысячи гектаров целины у подножия Андийских Кордильер. Правительство заключило с Хартманном негласный договор: «Разбудите эти земли, а мы оставим вас в покое». Хартманн выполнил свою часть договора. В сравнении с флегматичными чилийскими крестьянами дисциплинированные арийцы творили чудеса.