Мюнхен

Они покинули кабинет и прошли по коридору до дверей зала заседаний. Гул голосов усиливался.

– Как настроена палата? – спросил Чемберлен, поправляя манжеты.

– Внутри партии у вас твердая поддержка – даже Уинстон подчинился, – ответил капитан. – Когда увидите одно приспособление рядом с «курьерским ящиком», не обращайте внимания: Би-би-си хотела транслировать ваше выступление в прямом эфире, но «кнуты» лейбористов воспротивились. Заявили, что это даст правительству несправедливое преимущество.

– Я вам, премьер-министр, в воду немного коньяку добавил, – сказал Дангласс. – Для укрепления голоса.

– Спасибо, Алек. – Чемберлен остановился и протянул руку. Легат сунул в нее стопку листов с речью. Премьер взвесил ее в руке и изобразил улыбку. – Укрепительное мне определенно понадобится.

Дангласс распахнул дверь. Первым вошел Марджессон и плечами проложил дорогу через толпу членов парламента перед креслом спикера. Когда показался премьер-министр, гул палаты перешел в глухой рев мужских глоток. Легат буквально ощущал все это: жар, цвет, шум. Как на футбольном стадионе. Он повернул направо, пробираясь вместе с мисс Уотсон к скамье, зарезервированной для правительственных чиновников.

– Тихо! – голос спикера у него за спиной перекрыл гомон. – К порядку! Тишина в палате!

Премьер-министра слушали в абсолютной тишине. Ни один из парламентариев не перебивал его, пока Чемберлен пересказывал хронику кризиса день за днем, иногда час за часом. Двигались лишь герольды палаты в их черных фраках с официальной цепью – без остановки вносили телеграммы и розовые листочки с телефонными сообщениями, в изобилии поступавшими в Вестминстер.

– И тогда я решил сам отправиться в Германию, чтобы переговорить с герром Гитлером и в личной беседе выяснить, есть ли еще хоть какая-то надежда сохранить мир…

Со своего выигрышного места Легат видел Уинстона Черчилля. Тот, сидя в переднем ряду фракции консерваторов, с краю от прохода, наклонился вперед и напряженно слушал. Поступавшие одну за другой телеграммы он складывал в стопку, перехваченную красной эластичной лентой. На балконе расположился бывший премьер-министр Стэнли Болдуин. Положив руки на деревянный поручень, он таращился на происходящее, как фермер на рынке, надевший свой лучший воскресный костюм. Немного далее виднелась бледная и величественная, как статуя, фигура королевы Марии, матери короля, без всякого выражения взиравшей на Чемберлена. Рядом сидел лорд Галифакс.

– Я прекрасно осознавал, что, избирая такой беспрецедентный курс, я подвергаю себя критике за ущерб достоинству британского премьер-министра, а также рискую навлечь на себя недовольство, а то и негодование, если не смогу добиться удовлетворительного соглашения. Но мне кажется, что во время такого кризиса, когда на кону стоят жизни миллионов людей, подобные соображения не стоит принимать в расчет…

Легат следил за речью премьер-министра по своей копии, отмечая те немногие места, где Чемберлен отклонялся от текста. Манера выступать у ПМ была неторопливая, адвокатская, спокойно-театральная: он то закладывал большие пальцы за отвороты пиджака, то надевал пенсне, цитируя документ, то снимал его, чтобы бросить короткий взгляд на верхнее окно, словно ища там вдохновения. Про два своих визита к Гитлеру он поведал, как викторианский путешественник докладывал бы Королевскому географическому обществу про экспедицию к какому-нибудь дикому царьку.

– Пятнадцатого сентября я совершил первый полет в Мюнхен. Оттуда я на поезде отправился в горную резиденцию герра Гитлера в Берхтесгадене… Двадцать второго я снова прибыл в Германию, в Годесберг-на-Рейне, где рейхсканцлер назначил встречу, как в месте более удобном для меня, нежели удаленный Берхтесгаден. И снова меня ждал теплый прием на улицах и в деревнях, через которые я проезжал…

Премьер-министр провел на ногах больше часа и как раз переходил к изложению событий минувших двух дней – «в качестве последнего средства сохранить мир я послал в Берлин сэра Хораса Уилсона», – когда Хью заметил оживление на галерее пэров.

На пороге стоял Кадоган, сопровождаемый посыльным. Сэр Александр махал рукой, стараясь привлечь внимание лорда Галифакса. Первым его заметил Болдуин; он обернулся, протянул за спиной у королевы Марии руку и хлопнул министра иностранных дел по плечу. Потом показал на Кадогана: тот лихорадочно делал Галифаксу знаки подойти. Министр неуклюже встал, прижав сухую руку к боку, и, с поклоном и извинениями, протиснулся мимо ее величества к выходу с балкона.

– Вчера утром сэр Хорас Уилсон возобновил переговоры с герром Гитлером, и, обнаружив его взгляды совершенно неизменными, он, следуя моим указаниям, в строгих выражениях повторил, что в случае, если вооруженные силы Франции окажутся втянутыми в активные боевые действия против Германии, правительство Британии сочтет своим долгом поддержать их…

– Вас не затруднит делать пометки там, где ПМ отступает от текста? – прошептал Легат мисс Уотсон.

Не дожидаясь ответа, он сунул речь ей в руки.