Мюнхен

– Гитлер согласился принять сэра Невила Хендерсона. Тот с минуты на минуту должен вернуться из рейхсканцелярии с ответом фюрера на письмо премьер-министра.

У Легата перехватило дыхание.

– Господи, дело принимает серьезный оборот.

– Так и есть. Я буду у ПМ, – сообщил Клеверли. – Как только что-нибудь узнаете, известите нас.

– Да, сэр.

Кабинет Клеверли, подобно уилсоновскому, соединялся с залом заседаний дверью. Старик прошел через нее и закрыл за собой.

Легат сел за стол начальника, взял трубку и осторожно приложил к уху. В детстве отец дал ему однажды раковину и сказал, что если слушать очень внимательно, то можно различить шум моря. Именно такой шум и слышал сейчас Хью. В какой степени это был результат помех на линии или пульсации крови у него в висках, сказать было трудно. Он прочистил горло.

– Алло! Кто-нибудь слушает? – Потом еще несколько раз повторил: – Алло! Алло…

Такое задание вполне можно было поручить какому-нибудь младшему клерку. Видимо, в этом и заключался смысл: ему указывали место.

Хью выглянул в окно на пустой сад. Вокруг устроенной премьером кормушки скакал дрозд, склевывая крошки. Зажав тяжелую бакелитовую трубку между ухом и плечом, Легат извлек из кармана часы, отсоединил от цепочки и раскрытыми положил перед собой. Затем стал перечитывать речь премьер-министра, вылавливая ошибки.

Перед правительством его величества лежит выбор между тремя взаимоисключающими курсами. Мы можем пригрозить Германии войной в случае ее нападения на Чехословакию; можем остаться в стороне и предоставить событиям идти своим чередом или, наконец, попытаться прийти к мирному соглашению путем посредничества…

Через какое-то время Легат отложил речь и поднес часы почти к самым глазам. Маленькая стрелка имела форму вытянутого ромбика, большая была значительно тоньше. Если смотреть на нее с близкого расстояния, то можно было уловить ее тягуче-медленное движение к вертикали. Хью представлялось, как в эти самые минуты немецкие солдаты ждут в своих казармах приказа выступать, как эшелоны с войсками следуют к чешской границе, как танки ползут по узким сельским дорогам Саксонии и Баварии…

– Алло, Лондон! – раздался в трубке мужской голос.

Было 13:42. У Легата подпрыгнуло сердце.

– Алло! Лондон слушает.

– Это посольство в Берлине. Просто проверяем, работает ли линия.

– Да, слышимость хорошая. Что там у вас происходит?

– Все еще ждем возвращения посла из рейхсканцелярии. Оставайтесь на связи. – И снова шум.

Дрозд улетел. Сад был безлюден. Земля начала покрываться мокрыми пятнами дождя.

Легат вернулся к речи.

В данных обстоятельствах я решил, что пришло время пустить в ход план, который я обдумывал довольно продолжительное время и рассматриваю как последнее средство…

Когда Биг-Бен пробил два, дверь отворилась и в нее просунулась верхняя половина туловища Клеверли.

– Что нового?

– Ничего, сэр.

– Линия работает?

– Полагаю, что да.

– Ждем еще пять минут, потом ПМ уходит.

Дверь закрылась.

В семь минут третьего Легат услышал, что в Берлине кто-то подошел к трубке.

– Говорит сэр Невил Хендерсон, – раздался гнусавый голос.

– Да, сэр. – Хью потянулся за ручкой. – Это личный секретарь премьер-министра.

– Передайте премьер-министру, что герр Гитлер получил письмо от синьора Муссолини, переданное через итальянского посла. Дуче заверил фюрера, что в случае войны Италия поддержит Германию, но просил отложить мобилизацию на двадцать четыре часа, чтобы заново оценить ситуацию. Пожалуйста, скажите премьер-министру, что герр Гитлер согласился. Вы все поняли?

– Да, сэр. Немедленно передам.

Легат повесил трубку. Закончив записывать, он открыл дверь в зал заседаний. Премьер-министр сидел рядом с Уилсоном, Клеверли – напротив. Когда Чемберлен повернулся к нему лицом, Хью заметил, как выступают жилы на его тонкой шее. Премьер напоминал приговоренного к повешению, уже стоящего на подпорке, но все еще надеющегося на помилование.

– Ну?

– Муссолини прислал сообщение Гитлеру: Италия исполнит союзнические обязательства перед Германией, но дуче попросил фюрера отложить мобилизацию на двадцать четыре часа, и Гитлер согласился.

– Двадцать четыре часа? – Голова Чемберлена разочарованно поникла. – Это все?

– Это лучше, чем ничего, премьер-министр, – заметил Уилсон. – По меньшей мере это свидетельство того, что он готов прислушиваться к мнению извне. Хорошая новость.

– Неужели? У меня такое чувство, будто я соскальзываю с края обрыва и цепляюсь за любую подвернувшуюся ветку или корень, чтобы не сорваться в бездну. Двадцать четыре часа!

– Ну теперь у вас хотя бы есть чем завершить речь, – сказал Клеверли.