Мю Цефея. Шторм и штиль

Не могу, подумал Нигдеев, Юрка, пожалуйста, я так не могу, подожди, Юрка! Извиваясь всем телом и дергая искалеченной ногой, он пополз сквозь ничто туда, где несколько минут (вечность) назад растворилась спина приятеля. Туман оседал на лице, скапливался в глазах и струйками тек по щекам, а следом шел ёкай, неторопливо раздвигая мертвенный воздух. Нигдеев полз, в кровь обдирая ладони, но ёкай настигал. Его когти вцепились в голень. Нигдеев задергал застрявшей ногой и почувствовал, как скрюченные серые пальцы рвут прочный брезент охотничьих брюк. Редкие кривые зубы погрузились в его плоть. Ёкай кусал его. Мертвый пацан кусал его, точно кусал, боже, мертвый пацан ел его ногу. Нигдеев дико заорал и бешеным, отчаянным рывком перевернулся на спину, поднимая ружье. Туман сгустился настолько, что Нигдеев уже не мог разглядеть ничего дальше сбитых в кровь рук, вцепившихся в ружье. Он не видел своих ног, не видел того, кто кусает их, и был благодарен туману за это. Продолжая орать и дергать ногами, он выстрелил в белую пустоту — раз и другой.

Кто-то тащил его под мышки, куртка задралась, и по голой пояснице скребло сначала мокрыми ветками, очень неприятно, а потом — каменной щебенкой, и это было уже больно. Кто-то совал под затылок мягкое, уютное, как подушка, но покрытое мокрым и липким полиэтиленом. Это было противно, но все равно хорошо; Нигдеев послушно опустил голову и исчез.

Звяк. Звяк. Ему снился взломанный шкаф с разгромленными полками. В распахнутой дверце поблескивал вывернутый с мясом замок. Мертвая женщина, в голове которой навсегда затих ветер, лежала лицом к стене, глядя в туман. Рядом с ней ползал желтоглазый ёкай, катал игрушечный «уазик» прямо по серому покрывалу, скрывавшему ее истощенное тело.

Звяк. Звяк. Звяк.

Нигдеев открыл глаза, и Юрка с испуганно-виноватым видом спрятал ключ за спиной. Все тело ломило; ободранные ладони горели огнем. Нигдеев тяжело приподнялся на локте, огляделся и понял, что ничего не изменилось. Мертвый штиль. Непроницаемый туман. Мокрые камни, врезающиеся в задницу. Голая веточка березы, протянутая из ниоткуда.

— Как ты думаешь, сколько времени? — спросил Юрка. — Я вроде недавно вернулся — а вроде и давно, не пойму никак. А то я, знаешь, Ленку обещал в кино сводить, сказал, буду как штык…

Нигдеев пожал плечами, и Юрка, обиженно оттопырив губу, поднес ключ к камню. Отпустил. Звяк. Оторвал. Отпустил. Звяк. Звяк.

Что-то дотронулось до лица Нигдеева. Что-то скользнуло сквозь волосы, коснулось мочки уха, невнятно зашептало прямо в голове. Почти беззвучно присвистнуло.

Юрка сжал в кулаке ключ, с силой втянул в себя воздух и ошалело завертел башкой.

— Растаскивает! — сдавленно крикнул он. — Глянь, Шурик, растаскивает!

Белое вокруг — серело, темнело, становилось прозрачным, как таящий снег. Белое — нет, уже жемчужно-серое, неуловимо-розоватое, закатное — шевелилось, извивалось и распадалось на безобидные клочки. Покряхтывая и опираясь о камни — одними пальцами, чтоб не задевать ободранные ладони, — Нигдеев сел, а потом — встал, кренясь влево. Осторожно перенес вес на правую ногу. Колено отозвалось болью — но не так чтобы сильной, вполне терпимой. Нигдеев выпрямился, и в лицо ему ударил мокрый ветер, играючи хлестнул холодной моросью по глазам.

— Как ты думаешь, сколько времени? — спросил Юрка. Нигдеев прищурился на подсвеченные красным тучи над восточным краем плато.

— Полседьмого где-то, — сказал он. — Собирай шмотье, минут за сорок до машины дохромаем.

Он лихо остановил «уазик» у подъезда панельной пятиэтажки и выключил мотор.

— Покурим? — предложил Юрка. Нигдеев согласно кивнул и полез из-за руля. Они закурили, привалившись к железному боку машины. Ветер, несущий снежную крупку, раздувал огоньки спрятанных в ладони сигарет, срывал искры, щедро рассыпая их по подмерзающей земле. Пальцы быстро леденели, и хотелось уйти головой поглубже в воротник.

— Эх, пропала лицензия, — сказал Нигдеев, — хрен нам теперь, а не медведь.

Юрка сочувственно вздохнул. Теребя связку ключей в кармане — за буйным посвистом ветра их звяканье было едва слышно, — он беспокойно пошарил глазами по светящимся через одно окнам. Ткнул сигаретой в одно на втором этаже, где на фоне работающего телевизора чернела прилизанная круглая головенка:

— Смотри, мелкий мой у соседки, как договаривались. Спокойной ночи малыши смотрит… — Он посмотрел на часы и сердито одернул рукав. — Всего-то на пару часов опоздал, как ты думаешь, это ж ничего? Должна понимать!

— А у тебя как, свет горит? — спросил Нигдеев.

— А наши окна с другой стороны, — рассеянно ответил Юрка и отбросил сигарету. — Поднимешься?

— Колено же. — Нигдеев отвел глаза. — Давай, послезавтра на работе увидимся.

— Покеда, — бросил Юрка и, подхватив рюкзак и ружье, нырнул в подъезд. Мальчик перед телевизором беспокойно заерзал, и Нигдеев, поежившись, залез в машину. Тут же снова закурил. Завел мотор, но не двинулся с места, ожидая сам не зная чего.