Мю Цефея. Делу время / Потехе час

Еще школьником Егор Дугин хотел сбежать на зачистку Юго-Западного канала — поймали в Астрахани. Потом он грезил Манычом — но канал между Азовом и Каспием решили законсервировать до лучших времен. Когда путешествовал с родителями по Уральской кругосветке, слез с экраноплана в Салехарде, стянул где-то плоскодонку и на двух веслах пошлепал прямо в открытое Обское море. Далеко не ушел и тут.

При поступлении на гидрологический он вдруг перепугался, что на его век не хватит. Закончатся Великие стройки. И помчался после второго курса, как только дали разрешение, на достраивание Беринговой.

И все они были тут такие, с огнем в глазах. Хоть кирпичик, хоть гвоздь забить… Мечта здесь, перед ними — запустить Берингову плотину, продлить Гольфстрим до Чукотки, устремить страну в Новый климатический оптимум.

Они спустились с монорельса. Серебряная гильза поезда неслышно тронулась и заскользила в депо, поблескивая плавными обводами.

— Насосы готовы, закроем последний пролет, и можно врубать, — сказал Куров перед тем, как распустить студентов на заселение.

Знали это все, от зубов теория отскакивала, но слушали, будто в первый раз, вглядываясь в туманные дали, туда, где терялась из виду на американской стороне другая оконечность Плотины.

Широкая, с жилыми корпусами и местами под парки и сады, с монорельсом и шоссе, Плотина доминировала среди безрадостных серых пейзажей.

— А лет через двадцать яблони будут цвести, — сказал Егор.

Его услышал Куров и, задымив сигаретой, подмигнул ему и показал большой палец.

***

Летели снежинки, но весна чувствовалась во всем. Солнце не опускалось по двадцать часов в сутки, надраивая светом полярный день.

— Получилось, — сказал Куров.

Сказал просто, будто поздоровался.

Внешне Плотина за год почти не изменилась. Но заткнули финальную брешь, запустили атомные насосы. Врубали скромно и буднично.

Егор стоял рядом. Юношеская мечтательность из его глаз улетучилась еще зимой, когда руки примерзали к арматуре и через брезентовые варежки, а энергии тепловой станции хватало только на стройку, в общежитии приткнули буржуйки и топили их плавником. Ушла мечтательность, но никуда не делась мечта.

Ветер бился в Егорову крепкую спину, но он погодных трепыханий не замечал. Стоял прочно, заматеревший, с щетиной и прокопченным лицом, с навсегда появившейся складкой между бровями.

Насосы перекачивали холодные ледниковые воды в бассейн Тихого. Мировой климат-контроль был запущен.

***

В этот день Влад любил перебирать свой ящик. Он называл этот сундучок «дедовским».

За окном палило солнце, слепил свежий снег, а Влад, задернув плотные шторы, сидел в полутьме тесной комнатушки с кружкой кофе — на гору он сегодня и не собирался.

Но не отпил он еще и половины, как запищала сигналка — вызывала дирекция.

— Чтоб вам, — буркнул Влад. Потянулся, нажал кнопку.

На экране высветился чернявый и горбоносый Вахтанг Чхеидзе. Смущенно улыбаясь, он сказал:

— С днем рождения, Владислав Игоревич!

— Угу, — кивнул Влад и отпил кофе, — спасибо. И? Сдается, мне это не все.

Вахтанг зарыскал глазами, коричневое его лицо со светлым следом от горнолыжной маски потемнело еще больше.

— Тут Синицыны приехали…

Влад поднял лицо к потолку.

— Охохонюшки… А чего? Не зима ж вроде.

— Ну да, они на море приехали вроде, а тут… — бормотал Ваха.

— Понятно.

— Я им сказал, что у вас выходной, что день рождения… Но вы же знаете, там Анатолий этот… Вот я и к вам…

— Да ладно, Ваха, чего там, — прервал его Влад. — Скажи, скоро буду.

— Спасибо, Владислав Игоревич! Спасибо! — обрадовался Ваха и отключился.

— И нет нам покоя… — начал напевать Влад, натягивая горнолыжный комбез.

***

— Как водичка? — спросил Ваха.

Синицыных на курорте знала каждая собака. Анатолий с Лидией Петровной приезжали в Гагру два раза в год, а то и три.

К своим тридцати пяти (учились вместе, поженились еще студентами) они защитили каждый по кандидатской, а Анатолий даже докторскую; имели репутацию и «приход» в виде верных студентов, аспирантов и слушателей. Современная наука «Философия свободной души» набирала популярность, и Синицыны оказались в струе.

За собой следили: стройные, подтянутые, вечером намазаться кремом, раз в неделю массаж и сауна, по утрам гимнастика, вечером прогулка по зеленым московским улочкам.

В Гагру приезжали в зимнее время, «под снег» — хорошенько катнуть на лыжах; а летом любили Пицунду — там и пляжи получше, и море поласковее.

— Брр! — Анатолий дернул плечом. — Так вроде жарко, чуть ли не двадцать пять, но вода чего-то не прогрелась еще.

— И глядим, горы белые, думаем, а чего ж не покататься? — улыбнулась Лида. — Когда еще так получится…

— Очень захотелось, да. Хоть и прокатное пришлось взять. — Анатолий скептически повертел ногой в арендованной, но дорогой и почти новой лыжине.