Митрополит Филипп

Эти слова расшифровывают борение, происходившее в душе молодого Колычева. Не мятеж, как видно, подвигнул его к иноческому пути, а долго вызревавшая нелюбовь к обязанностям царедворца. Не стоит искать внешних событий, так или иначе влиявших на личность будущего митрополита. Ведущую роль в его выборе сыграли глубинные психологические процессы, душевные движения, шедшие долго — все те годы, пока формировалась его личность. На Федора Степановича повлияла вся совокупность впечатлений, полученных им за многие годы, продуманных, прочувствованных, обращенных в строительный материал для возведения собственных предпочтений.

Что он видел, что испытал на протяжении трех десятилетий жизни?

Эпоха, которой был свидетелем Федор Степанович Колычев, — одна из самых блистательных во всей биографии Руси. За два года до его рождения скончался Иван III Великий, создатель России, правитель, при котором весь государственный уклад резко изменился: исчезла былая вольность окраин, произошла резкая централизация. Вся власть над колоссальными просторами Русской земли сосредоточилась в Москве. Прежде такого не бывало: все княжества и вечевые республики располагали большей свободой и имели полное право вести собственную политику, устанавливать свои законы, вести войны или, скажем, чеканить монету по собственному изволению. При Иване III всю власть забрала в один кулак одна столица — но она же сумела защитить страну от воинственных татар, отвоевать изрядный кус Литовской Руси, дать общий закон для всех. Свободы стало меньше, зато снизился риск попасть в рабство и быть выставленным на каком-нибудь крымском рынке в качестве живого товара. Русь отдыхала от кровавых междоусобных войн. То, чего не могли совершить русские князья поодиночке, единое Московское государство сделало реальностью.

Благо, принесенное русскому народу московскими государями, самым очевидным образом перевешивает недостатки их правления — во всяком случае, до поры массовых опричных казней.

Но была у объединительного процесса еще одна сторона, на которую не столь уж часто обращают внимание. В столице не только сосредоточилась власть, но и повысилась концентрация знатных людей. Если прежде тверской, ярославский или новгородский боярин прекрасно чувствовал себя в родных местах, служил с родовых вотчин и делал карьеру на родине, то теперь всё изменилось. Блага земные для русского аристократа собраны были в Москве. Тут, при дворе, он мог пасть или возвыситься, проложить всему роду путь к преуспеянию или же погубить для семьи всякие надежды на доброе материальное устройство. Вся знать Руси устремилась в Москву. Здесь она толклась у дверей «великих людей», стремилась приблизиться к престолу, дралась за чин, за место в Боярской думе, за деревеньку. Здесь пихали друг друга локтями бояре и князья. Тот, кто мечтал о славе и богатстве, должен был войти в эту толпу, присоединиться к ней, научиться жить по ее законам.

А законы эти — ох — не всякий раз совпадали с идеалами доброго христианина. Ладно бы сам государь, возглавляя всё это великое столпотворение, возвышался над ним, как столп мужества, мудрости и великих нравственных качеств. Но и тут было отчего усомниться в достоинствах службы. Если Иван III был поистине великим правителем, может быть, величайшим во всей истории России, сильным в добре и зле, умелым законодателем и волевым стратегом, искусным дипломатом и мудрым хранителем семьи, то преемники его такой же мощью не отличались.

Федор Степанович Колычев большую часть того срока, который он отдал службе, видел на престоле сына Ивана III Великого, Василия III. Тот был правителем средних способностей. Будучи храбрым человеком, он не обладал талантами выдающегося политика, полководца, дипломата. Ему удалось присоединить Псков, Смоленск и Рязань. Войны с татарами Василий Иванович вел с переменным успехом. По отношению к служилой знати великий князь был крутенек — до того, что иногда забывал о собственных обещаниях, прежде данных аристократам; так что жесткость его порой выходила чрезмерной. Правда, и своевольная знать состояла далеко не из праведников. Василий III как государь был не особенно хорош, но не столь уж и плох. Лишь последние годы правления сильно замарали его имя — из-за скандала, связанного с разводом.

Так или иначе, это был истинный природный государь, отпрыск Московского княжеского дома Рюриковичей, с одной стороны, и царственного семейства византийских Палеологов — с другой.

Но после его кончины, как уже говорилось, во главе правления встали чужачка Елена Глинская да ее фаворит. Они погубили младших братьев великого князя Василия Ивановича[12]. Они владычествовали именем младенца, в котором служилые люди России не без труда признавали сына Василия III. Когда регентша и Овчина закончили земной путь, на смену их жестокому правлению пришла беспорядочная борьба боярско-княжеских группировок, сущая смута.