— Я ведь Вам объяснял: между нами все кончено. Вот сюда я летел стремглав, на встречу с Вами, Лили!
— С чего Вы вновь меня так называете? Я — Жюли!
— Да без разницы. Мне нравится любая Ваша ипостась.
— О чем Вы, Николас? Уж не Вы ли сумасшедший? Впрочем, от Кончиса можно ожидать любых баек. О Вас нередко говорит гадости: например, что недавно Вы лечились от сифилиса…
— Что?!
— Значит, нет? От сердца отлегло. Думала, больше с тобой не поцелуюсь…
— Жюли! Я извелся без тебя. Так долго не видеть твоих строгих глаз, не слышать дивного голоса настоящей леди, не вдыхать присущего лишь тебе аромата…
Тут он понял, что слова больше не нужны, одним движением оказался рядом с Жюли и стал нежно, долго целовать ее в губы. Неожиданно на веранду вернулся, крадучись, Кончис, в руках которого был топор.
— Морис! — вскричала остроглазая Жюли и оттолкнула Николаса. — Что за выходки!
Николас, в свою очередь, повернулся и увидел топор.
— Чаю попили? — угрюмо спросил Кончис. — Теперь надо наколоть дров!
— Ты напугал меня, противный старик! — визгливо вскрикнула Жюли, и вскочила на ноги. — Ненавижу!
— А ты остынь, милая! Марш в дом!
— Ненавижу! — еще раз крикнула девушка, схватила со стола чашку с недопитым чаем и выплеснула его в лицо Николасу. После чего резко пошла к двери в виллу и скрылась за ней. Николас, дрожа от негодования, достал платок и утерся.
— Вы опять увлеклись, мистер Эрфе, — покачал головой бывалый психиатр. — Вот мне и пришлось спонтанно разруливать ситуацию.
— С топором? — зло сыронизировал Николас. — Я-то ладно, а каково пришлось Жюли? И что это за россказни о моем сифилисе, о встрече с подружкой?
— Во всяком деле важен результат. Я намеренно спровоцировал Лили, и Вы увидели, наконец, ее шизоидальность. И россказни мои целенаправленны: тем самым я создаю сдерживающие факторы для Лили. Ей трудней будет в Вас влюбиться. Впрочем, я по-прежнему верю, что Вы неспособны воспользоваться ее нездоровьем для плотской потехи. Ну, пойдем колоть дрова?
— Для чего? — тупо спросил Николас.
— Соорудим барбекю — а для этого ведь нужны натуральные угли?
Глава десятая
Элисон умирает, а подлец Николас опять домогается Жюли
В понедельник, в перерыве между уроками, директор школы вручил Николасу телеграмму, в которой значилось: «Элисон покончила с собой в субботу. Энн».
— Что за бред?! — вскричал Николас. «Бред, бред! — вторил ему затворник Макс».
Он тотчас стал набирать номер Элисон — тот был заблокирован.
— Что ж это такое? Долбанная Энн: не сообщила номер своего телефона. Неужели, правда?
Тут он медленно выпрямился, глядя перед собой невидящими глазами и осознавая: «Конечно, правда. И убил ее я! Такая доверчивая, светлая, родная…»
Рыдания нахлынули на него, и он поплелся из школы прочь.
Поздним вечером в его комнату постучали. Николас с трудом поднялся из кресла, в котором неизвестно сколько времени пребывал в угнетенном состоянии, открыл дверь и увидел Джун.
— Мы сбежали от Кончиса, — выпалила та. — Он всех достал: и Жюли и меня, да и тебя тоже.
— Достал? — вяло повторил учитель. — И что?
— Пойми, нам некому довериться, кроме тебя. И потом Жюли твердит: приведи Николаса.
— Зачем?
— Ей очень тяжело сейчас. С тобой будет легче.
— Да? А знаете ли вы, наемницы Кончисовы, что из-за ваших махинаций погиб хороший человек? Верившая мне девушка?
— Знаем, — потупила глаза Джун. — Кончис откуда-то узнал. Это нас больше всего напугало. И вот мы здесь…
— Вы здесь. И я здесь. А ее нет уже нигде. Как тяжело…
Николас преступил с ноги на ногу, посмотрел на поникшую, не похожую на себя Джун, и вздохнул: — Так Жюли меня ждет? В таком же расхристанном состоянии? Ну, пойдем…
После десятиминутных блужданий по ночным поселковым улицам Джун и Николас вышли к нужному домику. Джун стукнула в окно и крикнула: — Это мы!
Дверь распахнулась, и Жюли, босая, в одном черном кимоно, бросилась с крыльца на грудь печальнику: — Ах, Николас! Почему ты умолчал о любви к Элисон?
Тот стоит молча.
— Может потому, что успел влюбиться в меня?
— Да, — против воли разжал губы Николас.
— И язык твой онемел?
— Да.
Жюли, тем временем, обхватила его за талию и повела внутрь домика (не забыв запереть дверь), где была одна лишь комната с непременной кроватью. Куда подевалась Джун, влюбленные выяснять не стали.
— А тогда, в Афинах, ты ей обо мне рассказал? — продолжала допытываться Жюли.
— Да. И зря — сейчас жила бы.
— Вы с ней тогда переспали?
— Какая разница, Жюли? Я столько раз спал с ней до этого…
— По-твоему никакой?
Тут она разжала объятья и отошла в сторону.
— Просто я хотела выяснить, с кем собираюсь провести ночь: с толстокожим носорогом или с падшим ангелом?
— Это ей я рассказал байку про сифилис.
— То есть у вас ничего не было?
— Да нет же!
Жюли вновь подошла к нему и нежно улыбнулась:
— Прости, что в тебе усомнилась… Дай я тебя раздену…