– Виталий Олегович, Алина Расимовна, мы теперь можем напрямую работать с этим фондом! Мы поговорили с директором, и он согласился сотрудничать.
– Надеюсь, ситуации с документами больше не повторятся? Я не могу тебя постоянно отпускать с работы!
У Алины Расимовны зазвонил телефон. Я пропустила мимо ушей ее замечание и перевела взгляд на Быкова. Это уже был не огонек, а настоящий свет в конце тоннеля!
Заведующая закончила разговор по сотовому и, взглянув мне в глаза, безапелляционно заявила:
– Твой Саид звонил. Едет в больницу.
Я мгновенно вспыхнула от такой бестактности. Не спуская с меня взгляда, Алина Расимовна обратилась к Быкову:
– Виталий Олегович, ты не в курсе, они подгонят нам волонтеров?
– Не знаю, Алина Расимовна.
Алина Расимовна довольно улыбнулась.
– Ну, прямо как в столице! Хорошие времена наступают. И подумать раньше не могла, что в нашем захолустье возможно такое! А помнишь, как в девяностые было, Виталь?
Проглотив обиду, я сделала вид, что Алина ничего не сказала и хотела выйти из кабинета.
– Марьям Руслановна, не уходи! Мне еще с тобой поговорить надо. Неожиданно, дверь ординаторской открылась и просунулась голова Маши.
– Алина Расимовна вас спрашивают.
Заведующая проницательно взглянула на меня и с искренним удивлением сказала:
– Какой шустрый! Когда он сказал, что едет, я думала – он на полпути.
Я поспешно пояснила ей, что здание фонда находится недалеко от больницы.
– А! Тогда понятно. Виталий Олегович тебе вроде к пациентам пора.
Быков ретировался в доли секунды.
– Марьям, присядь, пожалуйста.
Я внутренне напряглась: если заведующая посмеет влезать в мою личную жизнь, я с ней церемониться не буду.
– Не переживай, я не перейду границ.
Алина читала меня как открытую книгу.
– Просто хочу напомнить о том, что было три года назад.
– Я сама все прекрасно помню.
– Хорошо, Марьям. Мне проблемы не нужны.
– Мне тем более.
– О чем задумалась, Марьям?
Быков ждал меня за дверью кабинета заведующей.
И что им всем от меня надо?
– О работе, Виталий Олегович!
– Помни, я не Алина. Осуждать не буду.
Я устало на него посмотрела и обняла.
Быков потрепал меня по голове и прошептал:
– Ну – ну, девочка. Не переживай. Перемелется – мука будет.
Я смахнула слезы с глаз. В голове промелькнули смутные догадки.
– Вы тоже читали?
Быков врать не умел и молча кивнул.
– Кто?
– Твой.
Не сказав ни слова, я зашагала в ординаторскую.
В голове легким шумом промелькнули воспоминания о том, как я стояла посреди этого отделения, кусая губы до крови, чтобы не взвыть от ужаса и боли; как ходила к своим же собственным коллегам, еле вынося их сочувственные взгляды, и просила поскорее напечатать посмертный эпикриз.
Меня затрясло. Тело била крупная дрожь, из глаз полились слезы.
Панцирь в душе раскололся и непроницаемый для боли и слез защитный люк откинулся, освободив невидимую руку, перевернувшую вентиль. Слезы лились градом. Всхлипывая и тяжело дыша, я выплескивала всю скопившуюся боль наружу.
Не зная сколько я пробыла в таком состоянии, я повернулась к окну и увидела ворону, присевшую на ветку дерева. Она повернула голову набок и удивленно посмотрела на меня, мол «почему ты плачешь, милая?».
Открылась дверь.
– Успокоилась, малышка?
Я ничего не ответила.
– Знаешь, ты не злись на него сильно. Ты ж не знаешь всей его истории. Да к тому же, посмотри, он помогает твоей пациентке! Ведь ты понимаешь, почему?
Я вспыхнула и гневно ответила:
– Да плевать я на него хотела!
Быков пропустил мои слова мимо ушей:
– А история, которую ты написала, действительно поражает, Марьям. Ты знаешь – я не щедр на комплименты. Цени.
– Что он вам сказал, Виталий Олегович?
– Спроси у него.
Я недовольно шмыгнула носом и быстро взглянула в окно – ворона уже улетела.
– Мне жаль, что она умерла, Марьям.
Быков ласково положил руку мне на плечо.
– Я видел, как сильно ты привязалась к этой девочке…
– Я не хочу об этом говорить.
– Хорошо.
Я устало провела ладонью по лицу и тяжело опустила веки, откинувшись на спинку дивана, на котором сидела.
– Виталий Олегович!..
– Что?
– Это он дал вам адрес фонда?
Быков коротко ухмыльнулся:
– Мне пора, Марьям. Увидимся.
Утомленно покачав головой, я ничего не ответила.
Дверь за Быковым закрылась, и я осталась одна. Обняв саму себя, я непроизвольно сжалась и услышала, что в ординаторскую вошел кто – то еще. Каким – то седьмым чувством я поняла, что это
– Привет.
Бархатный, медовый голос с обжигающими нотками корицы…
– Не называй меня больше так. Я уже просила об этом.
Глубокий пленительный взгляд карих глаз пронизывал всю мою суть, и у меня привычно перехватывало дыхание. Пугающая бездна, утягивавшая на дно. В ней появились новые черты: усталость, боль, разочарование. Темные круги под глазами стали еще ярче.
– Простите, Марьям Руслановна, что позволил себе подобную вольность.
С минуту я смотрела на него, не говоря ни слова.
– Кто тебе дал право распоряжаться моей жизнью?
– Что ты имеешь в виду?
– Ты зачем всунул Быкову, Белле и всем остальным в отделении мою историю? С чего ты взял, что имеешь на это право?
– Потому что она потрясающая. И они должны были это знать.