Мишень

Женская логика. Прямая и несгибаемая. Это было почти двести лет назад. Ну ладно, сто пятьдесят. Это был дар, но Авирона восприняла его как проклятие. Я не могу судить, зачем Ариман принял решение освободить ее и по сути выпустить в большой мир без должной подготовки. Она практически не жила вдали от Храма, не нуждалась в людях. И вот в конце девятнадцатого века была вынуждена научиться прятать свою сущность, вылезти в свет, соткать новый облик. Когда-то очень давно она прикрывалась маской итальянской герцогини. И то лишь ради того, чтобы встретиться со старыми друзьями в новой обстановке. Но тогда… тогда у нее не было пути назад. В итоге сейчас мы имеем дело с Теодорой Барт. Одной из самых жестких женщин в бизнесе в свое время. Она ведет дела легко и с улыбкой, но к конкурентам безжалостна. На какой точке начнется ее новая история? Вернется ли она к себе?

— И все же. Хотела бы ты вернуться?

— Не сейчас.

Что-то заставило меня оторвать взгляд от Авироны и посмотреть поверх ее головы. Она сидела спиной к зале, так что я мог спокойно обозревать окрестности — старая привычка следить за всем, оставаясь в тени. Когда я узнал девушку, нерешительно переминавшуюся с ноги на ногу за огромными стеклянными витринами ресторана, мне стало не по себе. Эмили выглядела ребенком, не решавшимся потревожить родителей. Она стояла за стеклом, глядя на меня и не решаясь никаким образом привлечь к себе внимание. Просто смотрела. Даже не обратилась мысленно. Не позвонила. Поймав мой взгляд, она смущенно отвернулась.

Мне кажется, или она действительно изменилась? Когда я видел ее в последний раз? Тем безобразным днем, когда она устроила истерику. Но стоило ли ее винить?

— Извини, дорогая, — сказал я Авироне. — Мне нужно отойти. Пару минут.

— Конечно, — кивнула она, доставая из сумки ноутбук. — Поработаю.

Я не стал брать пальто. Вряд ли предстоит длинный разговор. Да и холода я не почувствую. Можно сделать вид, что я вышел покурить. Без сигарет, правда. Эмили поборола желание отшатнуться в сторону — вместо этого она замерла, будто вкопанная в землю.

— Здравствуй, — сказал я, ловя себя на мысли, что пытаюсь сложить руки на груди. Вместо этого прикрыл за собой дверь ресторана и отошел от нее на несколько шагов, жестом показывая Эм, чтобы следовала за мной. Мы отошли от стеклянных витрин и одновременно спрятались от ветра, укрывшись за выступом стены.

— Привет. Я тебе принесла… мне нужно. В общем, держи, — она протянула мне конверт. — Только не открывай сейчас, обещаешь?

Я спрятал письмо во внутренний карман пиджака.

— Обещаю.

— Хорошо. Пока.

Она развернулась, чтобы уйти. Я хотел остановить движением руки, но переборол себя.

— Эмили? — девочка с готовностью развернулась на мой голос. — Прости меня.

Она сжалась в комок. Огромные глаза были полны слез. С некой долей ярости она провела пальцами по ресницам.

— Ты придешь на папину свадьбу?

— Да.

— Пока, Киллиан.

* * *

К письму я вернулся глубокой ночью, когда отвез Авирону домой и вернулся к себе. Было что-то трепетное и странное в этом. Она написала мне письмо. Я боролся с желанием сжечь его, не читая, до последнего. Я не знал, что от нее ждать. И не знал, нужна ли этой истории другая точка. В итоге странное чувство долга пересилило. Я сел за рабочий стол, распечатал конверт с помощью ножа для бумаги, и выудил оттуда исписанный аккуратным почерком Эмили лист. Сердце глухо колотилось в груди, к горлу подступал ком. Наша история не начиналась и не закончилась. Несколько моментов, даже не связанных единой цепью. Пара поцелуев. Эмоции. Что между нами было общего? Ничего. Я решил идти от простых желаний, а она углядела в этом жесте судьбу. В итоге мы там, где оказались.

Наверное, на месте Винсента я бы все же не сдержался, если бы моя дочь влюбилась в пятитысячелетнего некогда вампира, который и самого тебя еще когда-то учил. Что ж, все мы меняемся, это не может не радовать.